Зимний Фонарь
Шрифт:
— К сожалению, элегический манифест не лечится полностью, — складывая руки домиком, объясняет Лайтала. — Элегия имеет свойство оседать не только в лёгких, но и вместе с кровью разноситься по всему организму, тем самым поражая другие органы. Мы переливаем кровь для облегчения симптомов, но это не является стопроцентным излечением.
— Тогда что мне делать? — не унимается Элиот. — С этим же надо что-то делать… Я-я не хочу заражать других людей.
— Показатели, при которых человек, как ты выразился, может «заражать», несовместимы с жизнью, — успокаивает
— Диета? — насторожённо уточняет парень. Врачея, мотнув головой, озадаченно вскидывает бровь. — Тогда вообще никаких проблем, а то, знаете, я вегетарианство с трудом выдерживаю… Не хотелось бы узнать, что при манифесте нельзя, ну, например, те же яблоки.
— Ты же знаешь, что отказ от пищи животного происхождения не является профилактикой Федры? — спрашивает женщина. Брюнет удивлённо приоткрывает рот. Тогда врачея берёт визитницу и протягивает ему одну из карточек. — Я знаю, что завтра тебя забирает сестра, так что, если вы потом поедете в Родополис, посети этого врача. Он отличный элеголог, и…
«Доктор Сайрус Блок, многопрофильный специалист и заклятый враг Немока», — читает с визитки Элиот. Чуть ниже указаны почтовый адрес, электронный ящик и номер телефона.
— И? — убирая карточку в карман, спрашивает Лайн.
— И… честно говоря, он немного странный, — предупреждает Лайтала, выходя из-за стола, — но он с учётом твоего анамнеза сможет составить грамотное лечение.
— Ну, — пожимая плечами, заключает Элиот, — одним неизлечимым заболеванием меньше, одним — больше. Разве это что-то меняет?
— Ты выглядишь… слишком спокойно, — вешая стетоскоп на вешалку, отмечает врачея. — С тобой точно всё в порядке?
— Я уже лет пять сижу на мотуссупрессорах: болезнь — не значит смерть, — честно отвечает парень, поднимаясь со стула. Речь его звучит настолько наигранно, что Лайтала окидывает пациента недоверчивым взглядом. — Всё в порядке, главное — продолжать терапию.
Волна невообразимой усталости окатывает Элиота, когда он покидает кабинет. Парень опускается на скамейку и затравленно смотрит вглубь коридора. Жизнь идёт… просто мимо него.
О своём состоянии Элиот знает чуть больше и дольше других: многие из кафе-бара уже мертвы, и их места занимают другие. За пределами больницы жизнь перестаёт существовать. Впрочем, иной раз даже не верится, есть ли она вне палаты. Даже вызов медсестры работает через раз.
Изредка до Элиота доходят разговоры из-за закрытых дверей. О том, что больница не резиновая, и коек уже не хватает… Что места не хватает не только в стационаре… и отвлечься никак. Старый протофон выдерживает от силы час активного использования, а электричество подаётся настолько нестабильно, что зарядиться получается не всегда. Больничных генераторов хватает только на медицинское оборудование.
Проходя мимо ординаторской, Элиот слышит телевизор. Новостной репортаж о первом этапе… эвакуации? Как это могло пройти мимо него? Брюнет садится на лавку в коридоре и включает маршрутизатор. В масштабах страны и выше упоминания Линейной единичны. На одном балтийском агрегаторе (а после — и российском) есть только упоминание о крушении «Снегиря», и всё.
Тогда же Лайн заходит в соцсети. То немногое, что удалось почерпнуть о нынешней обстановке в Линейной, он находит в группе городской газеты. Действительно, столичный филиал Красмор эвакуирует привитых граждан… В разделе комментариев висит сообщение о том, что разрешение на выезд даётся только после вакцинирования «Миротворцем». Также из новостной ленты Элиот узнаёт обо всём, что произошло с городом за время его «отсутствия»: о смерти Фрица и пожаре на Рогманис, о кончине Ранайне…
— Эли? — слышится с лестницы.
Повернувшись, парень видит Анастази. Близняшка останавливается в нескольких метрах от него, и поначалу брат даже не узнаёт её. Другая одежда, другой цвет волос… Эта девушка выглядит незнакомой, и внутри закипает странная тревога. Испариной проступает волнение.
— Блондинка… — с нервным смешком отмечает Элиот и отводит взгляд.
— Я… Да, — касаясь выбившегося из хвоста локона, подтверждает девушка и подсаживается рядом. — Я теперь блондинка.
Первая встреча за пятилетие разлуки. Представлял её Элиот раньше? Несомненно. Такой ли? Нет. Вместо облегчения приходит разочарование. Затем — непонимание: в голову врезается мысль, что рядом сидит чужой человек.
— Зачем ты вернулась? — напряжённо спрашивает брюнет, искоса поглядывая на сестру и, прежде чем она открывает рот, добавляет: — Только не говори о своих предчувствиях, что мы близнецы и всё такое. Я в это не поверю.
— Хочешь, чтобы я просила прощение? — с усмешкой отзывается та и, как кажется парню, издевательски понижает голос. — Прости. Ты доволен?
— Ну, если поработаешь немного над искренностью … — он осекается, когда чувствует на себе сестрин взгляд. — Ладно, дело твоё. Мне плевать.
Они неуютно молчат. Несколько минут сидят рядом, но смотрят в разные стороны. Ни Анастази, ни Элиот не решаются уйти. Девушка сдаётся первой и заговаривает:
— Просто раньше я не думала, что могу потерять тебя.
— Да ладно? — со всей возможной циничностью скалится парень. Выглядит жалко. Пыл стремительно переходит в тоску. — И что же изменилось?
— Я потеряла себя.
— Не удивлён, — бросает близнец и, выдохнув, признаётся: — Знаешь, я часто скучал по тому времени, когда мы были вместе. Ближе тебя у меня… да никого не было. Типа, я даже понимаю, почему ты уехала… но не думай, что твоё возвращение хоть что-то меняет.
— Не думаю.
— Ты узнала о Шарлотте?
— Что? — Анастази резко бросает в жар. — А, Шарлотта… Да.
— И как она?
— Я-я… Я её не видела.
Когда Элиот наконец поворачивается, девушка тянется к сумке. Извлекает оттуда свою колоду карт. Протягивает брату. Тот удивлённо спрашивает: