Зимний Фонарь
Шрифт:
Парень покидает уборную и в полутьме задевает тележку. Колёса скрипят. На каталке тело в полиэтиленовом мешке. Застёгнутая молния поражена: часть звений разъедена, и изнутри вырываются сгустки пыли. Поражённый находкой Элиот неуверенно дёргает за бегунок. Там лежит Анера.
— Наконец-то… — прикосновение невесомой руки обдаёт жаром плечо. Касаясь обожжённого участка кожи, Элиот вздрагивает. — Я тебя искала.
Перед ним Алиса. Онемевшими глазами она смотрит куда-то вперёд, и губы её не двигаются. На ней больничная сорочка, висящая саваном.
— Лис? —
— В больнице все умерли, — также ровно отвечает Мартене, поворачиваясь спиной. — Ты остался единственным, кто жив. Пойдём.
Только тогда Элиот замечает, что она не двигается в привычном смысле этого слова. Её колени не сгибаются в шаге; она не левитирует; по правде говоря, она больше напоминает анимацию с потерей кадров. И, какой бы забавной мысль не показалась сперва, Лайн с тоской и ужасом понимает, что на деле его подруга мертва. Чтобы убедиться, парень включает фонарик. Мартене останавливается. Свет начинает мигать. Силуэт в сумерках — мерцать.
— Мне очень жаль.
Фонарик окончательно гаснет.
— Мне тоже, а теперь пойдём. Я не хочу, чтобы то же произошло и с тобой, но… мне нужна твоя помощь.
Из-за приоткрытой двери палаты в конце коридора слышно гудение реминисценографа. Рядом со входом стоит тумбочка с тарелкой, на которой плесневелые, но ещё горячие тосты. На койке, окружённой чистыми шторами, лежит пациентка. Её дыхание прерывисто, чередуется с хрипом.
Привлекательность, присущая здоровью и юности, уничтожена манифестом. Элегия почти до костей иссушила девушку. Поражённая плоть напоминает опаленную древесную кору: в мелких трещинках белеет мазь. Сарафан с передником заменены больничной рубахой, а макияж — бинтами на глазах и кислородной маской.
— Под видом вакцины в больницу привезли нечто… другое, — поясняет притаившаяся за спиной девушка. Элиот не оборачивается. Он не знает, чего боится увидеть больше: безжизненную фигуру или её отсутствие, — какие-то образцы и впрямь были «Миротворцем», но другие… Они усиливали болезнь и убивали… Мне тоже вкололи вакцину. Правильную, как видишь.
— «Миротворец»… Нет-нет, это неправильно. Этого… — молвит парень, опираясь на металлические перила койки. Он нехотя вспоминает поразительный рассказ сестры. — Этого не может быть…
— Федра спасла тебя.
Элиот горько усмехается. Несмело касается остывающей руки пациентки. Мерцающая шумно выдыхает.
— Такая холодная… — замечает брюнет и на мгновение запрокидывает голову. — Значит, вас отравили? Убили чем-то под видом лекарства?
— Не знаю. Ты как бы единственный, с кем я теперь могу говорить… но тебя здесь быть не должно.
Когда парень слышит это, он не выдерживает и оборачивается. В палате Алиса избавляется от неподвижности и, сидя на кресле, покачивает ногой.
— Органические привязки, конечно, — понимает он и переводит взгляд на кардиомонитор, — но… но ты же ещё жива, так? Может, тебя ещё можно спасти? Давай… давай я свяжусь с райцентром, с больницей, там, там…
— Элиот, — поднимаясь, осторожно начинает Мартене, — ты и сам прекрасно знаешь, что, если бы моё тело было пригодно для жизни, я бы не стала мерцающей. Пожалуйста, Элиот… выключи реминисценограф.
— Нет, ты что, это же глупости, — пытается отмахнуться он, бегая взглядом по палате, — должен же быть способ это обойти, должен же…
— Я больше не проснусь, Элиот, — мягко настаивает Алиса, — и ты знаешь, что будь это иначе, мы бы сейчас не говорили. Пожалуйста, просто сделай это: я не хочу сгореть заживо.
Сглотнув, парень кивает. Осоловело смотрит по углам. Слепо обшаривает стены. В конце концов, находит розетки у окна. Множество запутанных проводов — не разобраться, какой и от чего. Напоследок глянув на коллегу, Лайн хватает их в охапку и разом выдёргивает.
Реминисценография останавливается. Прекращается подача кислорода. Техника, поддерживающая жизнь в поражённом теле, выключается. Полоса на кардиомониторе искажается. Биоритмы пробивают полночь.
— Спасибо тебе, — слышится шёпот у самого уха, — друг.
В коридоре загорается свет: на медсестринском посту срабатывает вызов. Пронзительно звучит сигнальная трель, но стойка по-прежнему пуста. Дежурной, которую когда-то назначили на место, всё ещё нет. Равно как и никого живого из медперсонала.
Теперь, когда Элиот оборачивается, рядом никого. Ещё несколько мгновений он держит парализованную смертью женскую руку, но затем всё же отпускает. В груди разливается обжигающий холод. Затапливая лёгкие, он спазмами поднимается по горлу и выплёскивается слезами.
Лайну всё ещё мерещатся хрипы и гул аппаратов, когда он покидает палату. Ноги становятся непослушными, ватными. Парень глубоко дышит, силясь перебороть оцепенение. В конце коридора слышится нарастающий грохот. Шаги на лестнице. Дальняя стена озаряется светом.
— Чтоб меня… — одними губами шепчет Элиот. Страх.
Из соседней палаты высовывается рука. Угольная кисть с длинными пальцами и когтями. Следом за ней, сантиметр за сантиметром, выплывает женская фигура. Тьма её одеяний сливается с тенями. Гильзовая корона сверкает в полутьме. Лишь заслышав сторонний дух, неизвестная поворачивает голову.
Брюнет пятится.
У неё нет глаз.
Вместе с тем его тело парализует слабость. Обожжённая щека начинает гореть ещё больше. Парень делает несколько глубоких вдохов. Поднимает взгляд. Женщина тем временем приближается. Под её ногами гниёт паркет. Потолок расходится в трещинах. Настенная краска крошится.
С лестничной площадки поднимается крематор. Доспех делает его настолько массивным, что он занимает половину коридора. Ослепительный прожектор линз направляется в сторону Элиота.