Зимний Фонарь
Шрифт:
Последними Линейную должны покинуть подразделение Красмор и члены горсовета; Корвин Рейст знает, что в инсектарии его не оставят.
— Да ладно тебе, — дёргая за ручку, просит посредник, — я представляю опасности не больше немёртвого! То есть… мёртвого?
Златоклюв остаётся непреклонным. Металл не поддаётся ни пинкам, ни нажиму. Ещё раз ударив дверь, Корвин оседает на пол и хватается за голову. Место укола пощипывает. Потирая шею, мужчина чувствует тягучую слабость, разливающуюся по всему телу. Мысли путаются всё больше.
— Нет, —
Минувшим вечером Корвина вакцинировали. Продержали около суток в лазарете, пронаблюдали. Через несколько часов после вакцинации поднялась температура: тело, привыкшее к пониженной, взбунтовалось. Лихорадка чередовалась с ознобом. Чтобы стабилизировать состояние пациента, мурмурационная фельдшерица обколола его всеми доступными в инсектарии лекарствами и отправила наконец в камеру.
Противиться Корвин не стал. В конце концов, «Миротворец» ему как мёртвому припарка. Единственное, чего он опасался, так это того, что вкололи ему вовсе не то, что планировалось.
— Лучше бы я и впрямь умел проходить сквозь стены… — шепчет он. Язык постепенно немеет. — Холера…
***
На часах половина восьмого, когда становится известно о приближении проклятого поезда. В последние секунды своей работы камеры фиксируют кабину машиниста — её изображение висит на рабочем столе Дайомисса. Кадр нечёткий, до неприличия размытый: охотнику даже кажется, что на месте «Осколы» должно быть НЛО с Зоны 144.
Дайомисс думает. Думает как проклятый. Естественно, он слышал о «Кате-Эр». Более того — читал. Однако критическое мышление не позволило тогда принять изложенное на веру. Возможно, это и сыграло с ним злую шутку: теперь, когда тьма сгущается вокруг погоста, а звон колокола и вправду звучал, сложно не поверить в эту нелепицу.
Тем более, что из-за границы поступают недобрые вести. Уверовавшая в «пророчество» карпейская оппозиция проводит митинги, чтобы вернуть к власти бастарда, которого, возможно, даже не существует! Златоклюв усмехается. Никогда бы не поверил, что до такого доживёт.
— Марк, — со спины раздаётся мелодичный голос, и златоклюв оборачивается, — тебе удалось выяснить, что произошло с камерами?
Но Дайомисс молчит. Не в силах поверить собственным глазам, он пытается дистанционно перезапустить все системы видеонаблюдения, а затем — локальную сеть с компьютером, но камеры больше не отвечают, а изображение на мониторе не меняется.
— Марк?
Настойчивый голос возвращает его к реальности. Зовущая стоит совсем рядом. Штатная фельдшерица, Ивон Дарева, участливо пытается заглянуть в глаза охотника, пробраться сквозь непроницаемые стёкла линз.
— Что-то дестабилизировало их работу, — уклончиво начинает златоклюв и выключает экран. Ему приходится приложить некоторые усилия, чтобы признать: — Кажется, к нам движется «Оскола».
Не успевает Дарева на это среагировать, как двери мурмурация распахиваются. Вдали звучит череда выстрелов. Вместе со снежным ветром в здание заваливается Ионов. На его руках — охотница в сломанной маске.
— Мы нашли её на дороге, — буквально затягивая тело раненой на себе, пыхтит послушник. Фельдшерица обеспокоенно следует рядом. То пульс пытается прощупать, то маску стянуть. Ионов, пресекая все манипуляции, раздражённо рычит. — Кто-то напал на патруль у больницы: «Грачи» взорваны, а остальных разобрали на части. Выжила только Зима.
Не без труда сохраняя хладнокровие, Дайомисс спрашивает:
— Что с ней?
Он настолько сильно сжимает планшет, что по экрану ползёт трещина.
Ионов осторожно опускает Эйлине на диван и, устало сняв свою маску, рукавом вытирает со лба пот.
— Без сознания, — наконец отвечает он. За золотым клювом слышится едва различимый вздох. Облегчение. Дарева тем временем подходит ближе к красморовице. Наклоняется. — Она говорила со мной. Ну, до того, как потеряла сознание. Попросила доставить её вам.
Не считая роботариев, в отделении их теперь четверо: фельдшерица Дарева, послушник Ионов, раненая охотница Эйлине и сам Дайомисс. Координатора последний по привычке не считает.
Механический дозиметр выдаёт свыше десяти единиц элегии в секунду. Дарева начинает глухо покашливать. Она опирается на стол, а затем садится. Златоклюв встревоженно смотрит на медработницу.
— Ивон? — испуганно обращается он к ней. — С тобой всё в порядке?
— Да, — вымученной улыбкой отвечает та; покрывшаяся испариной кожа бледнеет. Синяки под глазами кажутся темнее, — просто устала.
Внезапно замолкают все рации. Ни прибавление громкости, ни смена частоты не позволяют выдавить хоть толику звука. Затем рации сбоят. Дайомисс спешно пытается сменить частоту, но все каналы недоступны. Помехи заполняют эфир. С каждой секундой они становятся всё громче, гуще. Невыносимый скрежет наполняет зал, а затем на другом конце звучит шёпот андеров, призывающих Парад.
Внутренние репродукторы неприятно скрипят. Динамики транслируют сдавленный кашель, хрипы. Наконец помещения обволакивает голос больного человека, мужчины. Координатора Линейной.
— Мы не справились со своей задачей, агенты, — говорит он, и красморовцы замирают как вкопанные. — Наша жертва неисправна… Царевна не смилостивится над нами…
Глаза Даревой темнеют, и вот уже чёрные слёзы текут по лицу. Дайомисс резко отшатывается. Спиной задевает станцию связи, и та падает на пол. Разбивается. От аппаратуры идёт дым.
— Нет… Этого не может быть… — впадает в панику Ионов. Его дыхание сбивается, и, не в силах устоять на ногах, он оседает на пол. — Что пошло не так?