Зимняя жертва
Шрифт:
Вот о чем думает Малин, пробираясь вместе с Заком по снегу к избушке братьев Мюрвалль. Они освещают деревья карманными фонариками, свет отражается, играет на черной коре в мертвой тишине ночи. Кристаллы снега на земле блестят, словно глаза бесчисленного множества пугливых леммингов, словно маяки на пути в неизвестное.
— Форс, ты как? Здесь как минимум минус пятнадцать, тем не менее я весь взмок.
Зак идет первым, пробираясь с трудом. Здесь никто не был со времени прошедшего снегопада, хотя след, по которому нужно идти, все еще виден. След
«Животные, — думает Малин. — Должно быть, так они и охотятся на них, со снегохода».
— Чертовски тяжело, — говорит она, чтобы поддержать Зака и засвидетельствовать, что разделяет его мучения. — Мы, наверное, уже километр протопали.
— Как далеко это может быть?
— Братья не сказали.
Они останавливаются, тяжело дыша.
— Может, нам стоит отдохнуть, — предлагает Малин.
— Пошли дальше, — отвечает Зак.
После тридцатиминутной борьбы с морозом и снегом они входят в рощицу, в центре которой стоит домик, похожий на дачный. Он выглядит так, будто ему не одна сотня лет, и завален снегом по самые окна.
Она направляют на дом фонарики, световые конусы отбрасывают длинные тени, играющие на древесных стволах позади избушки всевозможными оттенками черного.
— Войдем, пожалуй, — предлагает Зак.
Ключ висит там, где и говорили братья: на крючке под ставнями.
Раздается лязг промороженного замка.
— Вряд ли здесь есть электричество, — говорит Зак, — выключатель можно не искать.
Световые конусы пляшут по пустой промерзшей комнате. «Прибрано», — замечает про себя Малин. Газовая плита на простой деревянной табуретке, на полу тряпичный коврик, стол для кемпинга посредине, четыре стула, стеариновая свеча. Ни одной лампы и три двуспальные кровати вдоль стен без окон.
Малин подходит к столу.
Его поверхность в светлых маслянистых пятнах.
— Оружейное масло, — говорит она.
— Угу, — кивает Зак.
В буфете рядом с газовой плитой хранятся консервные банки с гороховым супом, равиоли и фрикадельки. Рядом в ящике бутылки со спиртным.
— Все это странным образом напоминает раздевалку, — замечает Зак.
— Бездушная комната. Никакая.
— А чего ты ждала? Они же сказали, что мы ничего здесь не найдем.
— Не знаю. Это просто мои ощущения.
Комната без чувств.
Что стоит за ней?
Что за зло вы сотворили, Мюрвалли, если у вас такие недобрые сердца?
Внезапно Зак шикает, Малин оборачивается и видит, как он сначала прикладывает перчатку ко рту, а затем показывает на дверь. Тотчас оба прикрывают фонарики ладонями.
Теперь их окружает беспросветная тьма.
— Ты слышишь что-нибудь? — шепчет Малин.
Зак кивает, и они замирают в молчании. Доносится звук, словно кто-то ползет по снегу, приближается к дому. Кто это? Раненый зверь, добравшийся до лесной прогалины? Потом все снова умолкает. Может, зверь остановился? Братья Мюрвалль в тюрьме. Старуха? Только не она. Или у нее много обличий? Бродяги, хулиганы? Но что им здесь делать?
Прошмыгнув к открытой двери,
За поляной мелькает черная тень, совершая медленные медитативные движения. Человек?
Женщина?
Подросток? Двое подростков?
— Стоять! — кричит Зак. — Стоять!
Малин бросается туда, куда ведет черный след, но наст ломается под ее ботинками, она спотыкается, поднимается снова, падает, встает и кричит, кричит:
— Стой! Стой! Стой! Вернись!
— Стой, стрелять буду! — звучит за спиной решительный голос Зака.
Малин оборачивается. Она видит Зака, стоящего на пороге лесной избушки с пистолетом в руке и целящегося в пустую темноту.
— Бесполезно, — говорит она. — Кто бы там ни был, теперь он далеко.
Зак опускает оружие и кивает, указывая фонариком на узкие полоски следов в снегу:
— Он пришел на лыжах.
41
Десятое февраля, пятница
Малин держит на руках Туве.
Сколько же ты сейчас весишь?
Сорок пять килограммов?
Все-таки хорошо, что мама время от времени ходит в тренажерный зал.
Ноги болят, но, во всяком случае, согрелись.
Они с Заком прошли по следу два километра. Тем временем в лесах у озера Хюльтшён разыгралась буря, и когда Малин и Зак достигли того места, где след обрывался, он был уже почти незаметен под покровом снега. Лыжня закончилась у дороги, и определить, ожидал ли здесь вышедшего припаркованный автомобиль, было невозможно. Следов бензина на земле незаметно. Отпечатки колес занесены снегом.
— Его поглотил лес, — сказал Зак, а потом стал выяснять их местонахождение при помощи мобильника.
— До нашей машины всего полмили — дойти до нее займет меньше времени, чем дождаться той, которую пришлют из участка.
Когда Малин вернулась домой, Туве спала на диване перед включенным телевизором. Первой мыслью Малин было разбудить ее и отправить в постель. Однако потом, глядя на вытянутое на покрывале тело дочери, слишком худое и длинное для ее возраста, на тонкие светлые волосы на подушке, прикрытые глаза и безмятежный рот, Малин вдруг захотела почувствовать вес этой живой, любимой ноши.
Она собрала все силы, чтобы сдвинуть это тело с места, застыла с ним на руках посреди погруженной в тишину и полумрак гостиной, ожидая, что Туве проснется, а потом, пошатываясь, побрела через прихожую в спальню дочери, толкнув дверь ногой.
И вот Туве лежит на постели.
Малин теряет равновесие, чувствуя, как безвольная теплая ноша выскальзывает из ее объятий и с глухим звуком опускается на матрас.
Туве открывает глаза.
— Мама?
— Да.
— Что ты делаешь?