Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой

Ингвин Петр

Забыв об остальном, тоже впервые виденном, я ткнул рукой в сторону каменного града на горе:

— Что это?

— Крепость, — равнодушно бросила Варфоломея и вошла туда, к крепости.

Мужья удалились за ней. Нам троим осталась комната с пейзажем. Осторожно переступили мы порог нового пристанища. Только Зарине подобное было не внове, но тоже интересно: чужое, не такое, как дома. Нас с Томой в первую очередь поразила кровать. Я бы даже сказал Кровать — с большой буквы. Чудовищно огромная, почти безразмерная, метра три на три. Одна спинка, высокая и мягкая, стояла впритирку к противоположной от входа стене, по ее центру. Вторая, в сторону двери, тоже высокая, была выкована из

бронзовых прутьев. Кружевное переплетение цветов и узоров давало возможность следить за открытием двери, одновременно защищая от внезапного броска копья или ножа оттуда. По углам кровати располагались четыре стула с высокими спинками, для вещей и оружия. А мама говорила, что стул для сиденья, для вещей — вешалки и шкаф. Вот подтверждение, что не только я другого мнения. Впрочем, за занавесью в стороне обнаружилось гардеробное помещение с дополнительными подушками, одеялами, простынями, полотенцами, халатами и войлочными тапочками. Как в хорошем отеле. Там же можно сложить лишнюю одежду и амуницию, не прошедшую фейс-контроль для близлежащего стула. Гардеробную я обнаружил, ища удобства. Не понимаю, как люди живут, не думая о подобном заранее. В книжках и фильмах герои вообще аки ангелы бесплотные, только едят и пьют, и никогда наоборот. В реальной жизни — увы.

Уборная при комнате имелась за второй занавеской. Стандартная дырка в полу, но под ней не сквозная яма, высоковато все-таки, а некий тазик в щели узкого межъэтажья. Слуги могут менять его из коридора, не заходя внутрь. Успокоенный, я продолжил исследование комнаты.

Окошко-бойница оказалось почти под потолком. Света давало минимум, зато служило вытяжкой для дыма восьми факелов, горящих попарно на каждой из стен. Еще комнату в неописуемом количестве наполняли цветы в огромных глиняных горшках на полу. Разные. Большие и маленькие, высокие и низкие, темные и светлые, широколистные как лопухи, и ощетинившиеся колючками как иглами дикобразов. Вроде бы их заводят для уюта. Но… не понимаю страсти женщин к этому зеленому геморрою. Ладно бы их есть можно было. А то: стоят, место занимают, да еще ухаживай за ними. В общем, предметы той же категории, что кошки и много воображающие о себе красавицы — требующие постоянного внимания, но большую часть времени бесполезные.

Вместе со мной обшаривала все углы Зарина, скрупулезно копаясь даже там, где я ограничился поверхностным взором. Она нашла кувшин с маслом для факелов, пламегаситель и несколько кремней для высекания искры. Подумав, я взял себе самый мелкий из них. На всякий случай. От папы знал, что выживание без огня именно выживание, но не жизнь. А от Дарьи не убудет. Это как одноразовый шампунь в отеле. Будем считать, использовали.

Снова обратил внимание на кровать. Помимо размеров, привлекли внимание три подушки с покрывалами вдоль и одна поперек в ногах. Гарантированная защита от нападения находящемуся в центре.

— У вас так и спят? — указал я Зарине на странное для нас с Томой расположение. — Имею в виду семью.

— Как иначе? — удивилась она больше по привычке, чем по-настоящему. — Если бояться нечего. А если что, одно-два места всегда пустует, кому-то нужно стоять на страже. Ночь делят на части, меняются.

Только сейчас я обратил внимание на Тому. А нужно было давно. Осторожно переступая, она страшно косолапила, как медведь или кавалерист с двадцатилетним стажем. Со стоном опустилась на край кровати, мягко просевшей под ней. Страдающее лицо перекосилось. Резко перевернувшись на живот, Тома упала лицом вниз, разбросав руки и ноги в стороны. Только тогда донесся вздох некоторого облегчения.

Я не знал, приближаться или нет.

— Что с тобой? — отогнав меня взглядом, бросилась к ней Зарина.

Вот и славненько. Девчонки лучше поймут друг друга. Если понадобятся моя помощь или совет, я рядом.

Ноги понесли меня к картине. Рассмотрел ее внимательно и детально. Мастер работал красками. Получилась почти фотография. Горы в дымке, живописный лес, запасы сена на переднем плане…

Причал! Художник знал и почему-то отметил это место. Тоже с Земли?! Если встречу Дарью, обязательно поинтересуюсь, чьи работы висят в комнатах ее обиталища. Вдруг мастер еще жив? Компания землян все увеличивается!

— Ой! — донеслось с кровати.

— Ты совершенно не умеешь ездить верхом! — одновременно воскликнула Зарина. — У тебя…

Оглянувшись на меня и погрозив пальцем, чтоб не поворачивался, она продолжила:

— Все бедра изнутри и… в общем, до самой поясницы сплошная кровавая мозоль. Как ты сидеть-то могла?!

— Уже не могла, — призналась Тома.

В дверь мелко потарабанили. Закрыв собой Тому, Зарина скомандовала:

— Войдите!

— Купание молодым царевнам!

Три слуги мужского пола внесли по два исходящих паром ведра. Поставив, удалились. Гулко бумкнул о каменный пол высокий таз. Принесшая его женщина собиралась остаться.

— Мойщица не нужна, — отрезала Зарина. — Мы сами.

Склонив голову, женщина вышла. Зарина над головой Томы делала мне всякие знаки, строя такие рожицы, что я чуть не зашелся истерическим смехом, какой бывает, когда через силу пытаешься сдержаться. Сейчас трагичность ситуации не позволила. Я все понял.

— Пойду-ка за ширмочку, посижу, — сказал, обращаясь в никуда.

Направился в уборную.

Сидеть пришлось долго. Раз в двадцать больше, чем нужно. Если бы каждая из девушек не понимала, почему я так делаю, решили бы, что запор. За занавесь легко проникали все звуки: нескончаемая раздевальческая возня, затем плеск, сопровождаемый трудно сдерживаемыми стонами Томы и нравоучительными нотациями Зарины. После перерыва снова всплески, но в сопровождении задорных охов Зарины. Наконец, прозвучало:

— Чапа, мыться будешь?

Я с удовольствием покинул поднадоевшее пристанище.

— С дороги хорошо бы.

Наша больная лежала в кровати, на животе. Сама ли сделала несколько шагов, или ее перетащила Зарина, но теперь Тома тихо блаженствовала в долгожданном покое. Открытым оставался только затылок. Подмоченные темные волосы разметались, руки обнимали подушку, в которой зарылось лицо. Наброшенная сверху белоснежная простыня четко повторяла изгибы утонувшего в перине тельца и широко раскинутых ног.

Глаза Зарины не знали, куда деваться. Руки тоже: то опускались, то обхватывали плечи, то принимались вертеть поливочный ковшик. На ней было лишь полотенце, обмотанное над грудью. Настолько широкое, что понизу скрывало колени.

— Полить? — смущенно выдавила Зарина.

Наши лица одновременно дернулись в сторону Томы. Та нервно заворочалась. Я опустил глаза:

— Спасибо, не надо.

Томины вещи размещались на стуле у ее изголовья. Зарина заняла стул в ногах по той же стороне. Я отправился за другую половину кровати. По расстоянию — как в другую комнату.

Зарина вынула из гардероба два халата. Один бросила мне, со вторым скрылась за ширмочкой. Косившаяся на происходящее Тома облегченно выдохнула.

Я быстро разделся и еще быстрее прыгнул в таз, сводя опасное время к невозможно малой величине. Не хотелось, чтоб для девушек время моего купания тянулось столь же томительно. Поэтому, едва начав обливаться, завел беседу.

— Зарина, — громко обратился в сторону ширмы. — Ты знаешь слово деньги?

— Да, — вдруг донеслось оттуда.

Мозг вскипел: