Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой
Шрифт:
— Ноги, да? — сочувственно осведомился «медведь».
Собственно, ответ не требовался. Маленькая и беззащитная, Тома вцепилась руками в нижнюю чать тела и скулила, закатывая глаза. Костправ сорвал и отбросил ее красивые поножи, стянул сапоги. Узловатые пальцы принялись прощупывать колени, ступни, голени. Тома вскрикивала, пыталась отпихнуть руками, содрогалась от боли при некоторых надавливаниях. Меня придерживали за руки, чтоб не бросился выручать. Мне хотелось броситься. В то же время знал, что опытный человек определит: вывих там, ушиб или перелом. И какой перелом. И что делать дальше. Пусть костоправ, но специалист. Да
Лицо специалиста поднялось, вынося вердикт:
— Все цело. Обычный зашиб и растягушка ступней. Понятно, раз полтонны сверху навернуло. Даже повезло.
Полтонны, автоматически отметил мозг. Они считают тоннами. Нужно будет поговорить на эту тему.
— Пару дней не вынесет боли при ходьбе, — продолжил костоправ. — Еще пару будет ходить с опорой или с чужой помощью. Через недельку восстановится.
Напрас отдал безмолвный приказ, несколько человек засуетились. Главаря понимали все, а «язык», оказывается, требовался только нам. Из копий и веток соорудили носилки. В четыре руки переложили на них Тому. Я собрал и понес снятые с нее вещи.
Двигались быстро. Иногда меняли направление. За мной приглядывали. Я не нарывался. Шел, наблюдал, размышлял. Если Малик жив, а иное даже представить невозможно, то вскоре встретит нас, и все беды окончатся. Вместе мы спасем Шурика, возьмем папринция с его воздушным шаром… а, может, и шар не понадобится. До причала отсюда, как понимаю, не больше двух суток. От тамошних волков такой компанией всегда отобьемся. И — дом, компьютер, родители… Волки станут собаками. В школе перестанут учить молитвам и мечевому бою. Убийство перестанет быть единственным способом воспитания. Ради этого стоит потерпеть некоторое напряжение и явно не дружеское отношение части окружающих, заметное по лицам. Только б быстрее увидеть Малика. Жаль, с Зариной не смогу попрощаться. Или еще успею?
Размечтался. Даже если успел бы — вряд ли она обрадуется моему обществу, узнав о гибели брата и других родичей, совершенных для моего освобождения. Вообще, с моим появлением в ее жизни наступила черная полоса, девушка потеряла почти всех, кроме матери. Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо. Если б мог чем-то помочь… Но не могу.
Как бы ни было тяжело на сердце, надо жить дальше. Авось, что-то придумаю дельное. Ведь лучшее неизбежно, если верить примете «Все к лучшему».
Рыкцари чувствовали себя в лесу как дома. Передвигались легко, невзирая на большое количество оружия и мешки с чем-то, пусть будет провизия, а не добыча, отобранная у безвинно загубленных душ. Не хотелось о таком думать. Тому несли не меняясь, мужики здоровые, она небольшая и легкая. Коней рыкцари не имели. В лесу это было преимуществом. Зато каждый нес за плечами гнук. Еще одно преимущество.
У меня имелись вопросы, но некому было их задать. Сопровождающие больше напоминали конвойных, не выказывая симпатии или интереса. Спроси их что-нибудь, еще подумают, что проще: ответить или прирезать. Лучше не нарываться.
Редколесье несколько раз сменялось непролазной чащей, где прорубались с помощью оружия. Когда сквозь кроны виднелось солнце, оно постоянно гуляло в разных местах. Так сначала казалось. Затем уловил систему. Постоянно меняя курс, попеременно двигались на юг и запад. Самое смешное, что с Варфоломеей мы ехали именно туда, только севернее, через поля. Теперь шли лесом и в другой компании.
Вместо остановки на обед устроили «перекур». Прилегли на две минуты. Погрызли сухомятки из мешков. Нам с Томой тоже перепало. Запив из озерца, двинулись дальше.
Цель перехода обнаружилась к вечеру. Еще одна срытая крепость. Заросшие, едва видные в траве каменные полосы фундамента. Отряд человек в тридцать, как я определил на глаз, целенаправленно вдвигался в лесок, образовавшийся на месте одной из бывших башен. Там начались какие-то работы. Когда поднесли Тому и подвели меня, глазам открылся углублявшийся вход под землю. Ранее замаскированный и спрятанный под метровым слоем почвы, сейчас проход был почти расчищен. При нас убрали последнее. С глухим стоном отворилась тяжелая дверь в бывшие крепостные подземелья. Как же ее не нашли те, кто сносил крепость?
А вот не нашли. Этим эффективно воспользовались рыкцари. Несколько человек остались снаружи, остальные втянулись внутрь. Оказалось достаточно широко, чтоб пройти на ногах. Даже носилки пронесли.
Полыхнули отсветами зажженные факелы. Дойдя до зала с несколькими выходами, процессия остановилась.
— Размещайся! Скидай вещи! Костер! — радостно неслось со всех сторон.
Сухие дрова уже ждали. Горя оптимизмом, затрещали в костре, дымными душами улетая в лучшую жизнь. Ну, хоть кому-то хорошо. Даже завидно. Ничего, скоро и мы так же улетим.
Тому положили в глубине у глухой стены. Мне приказали держаться рядом.
Через полчаса поплыл запах свежесвареной каши. Рыкцари сбились в кучу. Загремели деревянные миски и ложки. Не забыли и нас. С голоду я съел свое и половину Томиного: она поклевала совсем немножко, отказавшись от остального. Я не понимал. Если твое завтра неизвестно, а оно всегда неизвестно, нужно есть много, если есть, что есть. Закон выживания.
Протерев посуду травой и сполоснув водой из принесенного горшка, все принялись укладываться. Прямо на пол, подстилая, что можно, от одежды до веток. Нам не дали ничего. Вот тебе и гостеприимство.
— Подвигайся ко мне, — сочувственно сказала Тома, по-прежнему лежавшая на животе в бывших носилках, из которых вытащили копья.
— Спасибо, мне не холодно, — как истинный джентльмен отозвался я и растянулся на каменном полу рядом.
Веки устало прикрылись. Чужой разговор прорвал доселе крепкую оборону успокаивающихся мыслей, уже не скачущих ошпаренным кенгуру по замкнутому пространству.
— Когда бросится, бей его клинком в грудь или под мышки передних лап, левее. Там сердце. Или в живот сбоку и снизу.
Тихими голосами рыкцари делились секретами боя.
— Прямой колющий в шею тоже хорошо, — донеслось из другого угла.
— Не слушай его, Невданя, — раздалось с третьей стороны. — Если нож короткий, секи по морде во все стороны. Ох, не любят они этого.
— А если в живот, то нож сам тянется, вспарывая доверху, — посоветовал грубый голос где-то рядом со мной. — Волчье брюхо скользит по острию, распадаясь на половинки.
Говоривший неслышно приблизился и замер над Томой. Я словно учуял движение. Глаза открылись полностью: медленно водя головой, темный силуэт разглядывал девушку. Пришлось показать, что не сплю, приподнявшись и посмотрев в упор. Силуэт растворился в ночном мраке. Костер давно догорел, а местная погода не требовала постоянного отопления. Оттого в подземелье почти ничего не было видно.