Зимопись. Книга вторая. Как я был волком

Ингвин Петр

– Удержусь сама. Закрой глаза, уши и нос.

Как это сделать, если рук всего две, она не сказала, ее лицо конфузливо зарылось в мое плечо. Я задрал подбородок к небу.

Потом мы лежали, глядя в небеса параллельными прямыми вплоть до соседних галактик. Нас больше ничего не могло смутить. И не было теперь человека ближе. Что там вякнул Сент-Экзюпери? В ответе за тех, кого приручили? Мелко плаваете, месье.

Если б мы только могли представить, что наше заботливо-ответственное единение уже завтра поможет спастись от столь страшной смерти, что даже кладбище нервно

курит в сторонке…

Мы не умели смотреть в будущее. Нам хорошо в настоящем. Так и заснули, держась за руки и оставаясь душами где-то высоко, за небесами, где живут вечно и все счастливы…

А вы бы не проснулись, если в рот суют кляп? Мое тело пыталось сопротивляться еще до того, как включился мозг. Поздно. Несколько крепких рук одновременно связывали, а удар по затылку не позволил даже замычать.

Глава 3

Сознание возвращалось медленно. Очень качало. В открывшихся глазах творилось нечто запредельное: втыкались в голубой пол верхушки деревьев, потом взлетали и снова падали. Поняв, что голова безвольно болтается, я напряг шею. Лицо попыталось подняться. Получилось. Но не в ту сторону, как я рассчитывал. Деревья принялись раскачиваться в горизонтальной плоскости.

Оглядевшись, я прозрел окончательно. Не мир неправильный, это голова свисает вниз. Перекинув через плечо и придерживая за ноги, меня нес один из рыкцарей Напраса. Украл у своих, крыса. По криминальным законам такого нужно… Стоп. Какие законы могут быть у тех, кто не признает законов? У них выживает сильнейший либо хитрейший. Вокруг такого, самого безжалостного и беспринципного, собираются любители легкой наживы и территорий, если он действительно самый. Так появились все первые короли в мире. В царстве равных один беспредельщик всегда установит свои правила и заставит всех ему спинку чесать. Не говоря об остальном.

Знал ли историю мой похититель – не имею представления. Наверное, так далеко во времени назад и вперед он не думал, среди своих уже почти самый, а к схватке с другими самыми-самыми еще только готовившийся.

Тома безвольно бултыхалась на плече второго похитителя. Третий нес наше оружие, прихваченное для комплекта. Все трое выглядели как прочие рыкцари, разве что бороды погуще, мышцы покрепче, да взгляды пожестче. Суровая троица. Три сапога пара.

Носильщик вещей первым заметил мои открытые глаза.

– Гля, Борзой, очухались. Как я и говорил, секунда в секунду. Опыт на медовуху не сменяешь.

– Хорошо ты им приложил, Коптюк, – похвалил несший меня. – Научишь?

– А то. Гляди.

Ухмыльнувшись, Коптюк направил сапоги к Томе, которую несли чуть впереди. Жареные сосиски пальцев – в шрамах и обожженные – перехватили свисавшие волосы и вздернули вверх, показывая голову Борзому.

– Вот сюда… куда-то. Как-то. – Его грязная борода затряслась от противного гогота. – Предлагаю обмен. Мой секрет на твое первенство.

Не прерывая размеренного шага, Борзой показал ему кулак. Коптюк не обиделся.

– Тогда сам доходи, что, куда и как.

– Кто не знает – обращайтесь, – донеслось лошадиное ржание того, который нес Тому. – Расскажу и даже покажу совершенно безвозмездно.

– Безвозмездно – уже совершенно, – подал я голос, намереваясь влиться в разговор и что-нибудь выпытать. – Не бывает несовершенно безвоз…

– Гля, добыча заговорила.

В голове будто бы взорвалась бомба.

Когда я вновь пришел в себя, ничего не изменилось. Только ландшафт. Деревья стали мельче и кучнее, мы продирались сквозь них с трудом. Горы стремительно приближались. Похитители иногда сменялись, перекидывая нас друг другу, как кукол. Сейчас я лежал на плече третьего. Тому нес Коптюк, специалист по отключке.

– Думаешь, не догонят? – интересовался мой несун. – Они без ноши. Как только хватятся…

– Следы мы замели, – равнодушно бросил Борзой. – Пусть поплутают. Я местный, они нет.

Показавшийся ранее знакомым грубый голос, наконец, определился, это он втолковывал некоему Невдане, как бить волков. Серьезный дядя.

– Их много…

– Уймись, Духаня, – нервно бросил Борзой. – Куда веду, туда не сунутся.

– А если…

– А если сунутся, то в последнюю очередь.

– Ты, вообще, уверен, что делаешь? – с сомнением проговорил мой третий, названный Духаней. – Человолки…

Коптюк снова поймал мой взгляд.

– Опа, царевна проснулась. Рановато, душенька, можешь увидеть и услышать лишнего.

Последнее, что я увидел – занесенную гирю, вновь умело притворившуюся кулаком.

Тьма сменилась ноющей болью в затылке.

Знакомое мерное раскачивание. Шум в голове. Голоса. Не в голове. Придя в себя, я мудро решил глаз не открывать.

– Это моя земля, и не какой-то девке здесь командовать, – грозно выдавал Борзой, на чьем плече я теперь болтался. – Она никто. Скоро все поймут.

– Как же никто? – возразил Духаня.

– Очень даже кто, – согласился с ним Коптюк.

– Дурни вы оба. Она идейная. – Борзой подбросил меня на плече для лучшего хвата. – Не за добычу и не за жизнь сражается. За власть.

– Ну, дык, – тоже согласился Коптюк. – За власть. Чтобы иметь все.

– Чтоб иметь всех! – рыкнул Борзой. – Наши интересы ей как коню вошь. Наши жизни тем более. Перешагнет, не заметит.

– Но она говорит… – начал Духаня.

– Все говорят! – зло перебил Борзой. – У всех языки есть, а Напрас даже без него болтлив. Вспомни Ракиту. Как говорил! А хвост ему царберы прищемили – сдал всех до последнего.

– То Ракита, – все еще не соглашался Духаня. – Деметрия дочка верхо…

– Ты тоже чей-то сын, – отбрил Борзой. – Живи так, чтоб твоя славная родословная началась с тебя.

Мир снова перевернулся – меня бросили на землю. Видимо, не только меня. Тома вскрикнула, я чуточку приотворил ресницы. Прямо на нас глядели горы. Мы подошли к подножию огромной каменной махины, пустой и безжизненной. Высоко взметнувшуюся верхушку заволокло туманом.

С тревогой оглядевшись, Борзой раскидал старые коряги.