Злодей ее романа
Шрифт:
— Невозможно по тебе соскучился, — первым делом сказал Лестер, прижав ее к себе. Потому что и впрямь соскучился. Она была рядом весь день, но при этом слишком далеко, чересчур. А потом сразу же спросил: — Как ты себя чувствуешь, сокровище мое?
— Нормально. Мне не стало хуже, — тут же уверила Эрика и погладила Лестера по голове, приобнимая его второй рукой.
«Если бы тебе стало хуже, я бы с ума спятил», — подумал Лестер, прижимая ее к себе и наслаждаясь ее прикосновениями. Даже глаза прикрыл, будто довольный кот.
— Я здесь, чтобы тебе было не просто не хуже, а лучше, —
Даже говорить это было возбуждающе, и Лестер почувствовал, что на лицо сама собой выползает лукавая улыбка. И еще он наверняка смотрел на Эрику сейчас тем самым взглядом наглого соблазнителя, в котором его весь день напрасно подозревала миссис Фултон.
Эрика состроила жалобное лицо и несчастным голосом спросила:
— Неужели вы меня со вчера не простили, жестокий тип?
Выглядело очень убедительно, и Лестер бы, пожалуй, купился, не ощущай он ее внутреннего веселья и возбуждения. И все же она выглядела невообразимо трогательной и трепетной сейчас, и коли уж это была для самой Эрики веселая игра, Лестер позволили себе полностью отдаться всем буйным чувствам и желаниям, которые она в нем будила своим видом.
— Я многое готов тебе простить, сокровище мое, — сказал он как можно суровее. Еще и брови нахмурил для пущей выразительности. — Но только не небрежное отношение к твоему здоровью! Тут я буду безжалостен и неумолим. — И в подтверждение серьезности своих намерений снял с пояса стек, погладил им Эрику по ноге сквозь одеяло, снизу вверх, уверенно подбираясь к краю, чтобы это самое одеяло подцепить и окинуть в сторону при первой возможности.
Эрика ахнула и принялась скручиваться под одеялом, изображая напуганную жертву такого страшного Лестера. Глазки ее при том так и сверкали, и выглядела она неописуемо кокетливой и очаровательной, когда так делала. Стек как раз добрался до края одеяла, так что Лестер приподнял его повыше и заглянул внутрь, где свернулась клубочком теплая, мягкая, нежная, самая соблазнительная в мире девица.
— Не смей от меня прятать такую красоту! То бишь, себя… — грозно сказал Лестер и, нырнув свободной рукой в ее «норку», снова сгреб Эрику в охапку, теперь уж безо всякого одеяла. Он ощущал жар и трепет ее тела, и от этого кругом шла голова. Лестер принялся поглаживать ее кожаным шлепком на конце стека везде — по ногам, по спине, по груди, совсем уж откровенно и непристойно, просто сдержаться не мог. — К тому же я буду суров, разумеется, но справедлив. Выдам тебе ровно то, что полагается! Ну и еще сверху добавлю — за то, что прячешься от меня.
— Ах, меня схватил ужасный и страшный похититель приличных девушек, известный своей безжалостностью! — восторженно запищала Эрика, плохо скрывая свое явное удовольствие, и задергала ногами, довольно аккуратно, видимо, чтобы не ударить Лестера.
— Да, тебя похитил жестокий и кошмарный злодей! И сейчас выпорет, ведь ради этого он тебя и похищал! — уверенно заявил Лестер и легонько шлепнул ее стеком ниже талии.
Ножки, которыми она так выразительно болтала, были у Эрики очень соблазнительные, и Лестер не удержался — оживил одну из подвязок ее теплых чулочков, чтобы связать ей руки вышитой лентой. От этого чулок немедленно очаровательно сполз с ноги, возбуждая Лестера еще сильнее.
— О злая моя судьба, за что ты со мной так! — патетически возопила Эрика, хихикнула и продолжила, — Я ведь всегда была благопристойной, ходила в храм и давала деньги нищим! Почто ты так меня невзлюбила!
Это, похоже, была самая веселая и задорная порка в его жизни. А Эрика была восхитительным чудом. С прекрасным чувством юмора. Лестер, не сдержав смеха, громко фыркнул, но тут же взял себя в руки, чтобы продолжать изображать ужасного злодея.
— И бегала на улицу в одной шали! За что теперь и поплатишься сполна, — строго сказал он, задрав ей сорочку и спустив панталончики. И замер на несколько мгновений, любуясь этим непристойным и прекрасным зрелищем. Следы от розог, его стараниями, от магии в сочетании с мазью уже зажили, лишь слегка розовели, почти неразличимые в свете лампы, и это был восхитительный кружевной узор. А сейчас ему предстояло добавить сюда новых художеств. — Вырываться и сопротивляться бесполезно, только хуже будет! — пообещал Лестер, ухватил ее покрепче, прижимая к своим ногам, взял стек и, дразняще поводив им по беленьким упругим полукружиям, шлепнул в первый раз, оставляя новый ярко-розовый след. А потом второй, чтобы ее соблазнительная попка запылала, будто румянцем смущения.
Эрика ахнула без всякого притворства, содрогнулась и так бесстыдно сладострастно простонала, будто они перешли к куда более приятным вещам, и Лестеру сразу стало так жарко, словно они у печки сидели. И в брюках тесно. Если он доживет до свадьбы с такими сладострастными томлениями, Эрику ждет очень горячая первая брачная ночь!
Он шлепнул снова, от души, потому что сгорал от желания. Раз и другой, третий и четвертый, отбивая на ее коже ритм, который выходил сам собой, а Эрика ахала, взбрыкивала и продолжала постанывать, бесстыдно разведя ножки, между которых ей видимо тоже стало слишком уж жарко.
— Никуда тебе не деться от твоего похитителя, красавица! — сообщил Лестер в такт ударам. — Все получишь сейчас, что тебе причитается!
Это было хорошо, на диво хорошо, даже и без более приятного продолжения. Он отвешивал ей шлепки стеком, приходясь ударами по всей попке, и ощущал, как в этом ритме, будто в танце, ее дар тянется навстречу его дару, сплетается с ним, словно Лестер держит Эрику в еще одних, невидимых объятьях. И от этого по всему телу, до самых кончиков пальцев, будто разливается жидкое тепло. Сказочно хорошо, просто невероятно.