Злое счастье
Шрифт:
— Прости меня, мой князь, но на лице у тебя совершенно дурацкая улыбка, — добродушно заметил Дайнар, глядя в блажные затуманенные глаза Мэя.
— Я и сам дурак, — ответствовал тот. — Зови Хельха, пусть поможет одеться.
— А не рано? Темно еще. Ты бы поспал…
— Зови, зови, хватит ему дрыхнуть, — приказал князь.
С Рыжим не поспоришь, и если ему захотелось немного отравить жизнь своему оруженосцу, то так тому и быть. Впрочем, Хельх втянулся в службу настолько, что дважды ничего повторять ему не приходится. То ли вырос, то ли сделала свое дела здоровая конкуренция с Каем — нэсским огненным магом, которым никак не мог нахвалиться Гвифин.
— Что новенького? — спросил Мэй, пока оруженосец шнуровал кожаные наручи.
— Разведчики вернулись, Лаввин и Ронил упились и подрались, а Кай спалил вчера хлебные поддоны, — доложил Хельх.
— Ябеда, — беззлобно фыркнул Рыжий.
— Других поддонов больше нет, — напомнил юноша, — Придется теперь хлеб возить в мешках. Скажите, хорошо?
— Плохо, — согласился Мэй. — Плохо, что тебя так задевает Каева личность. Он — маг, ты — воин, чего вам делить? Если только лишь, мою благосклонность, то поверь, она того не стоит. А Кай — толковый парень. Хоть и нэсс.
— Может и толковый, но заносчивый.
— С чего ты взял? По-моему, он и так старается держаться среди униэн тише мыши. Чтоб ты знал, маги все — люди замкнутые и необщительные, а Кай к тому же еще и стесняется. Вам бы подружиться.
— Увольте, мой лорд, — хмыкнул Хельх.
— А что? Тебе претит его крестьянское происхождение или то, что он — нэсс? — полюбопытствовал Мэй.
Оруженосец презрительно сморщил нос, неудачно копируя гримасы Дайнара. У того физиономия красивая и породистый тонкий нос просто создан для того, чтобы выражать крайнюю степень собственного превосходства над окружающими. Однако же Дайнар имел право на любые чувства к нэсс, они ему изрядно задолжали когда-то кровью и свободой.
Рыжий вздохнул.
— Я тебя понимаю. Нэсс редко бывают достойны доброго отношения…
— Как и дэй'ном.
— Но им ведь многое надо успеть, их жизнь так коротка. И пока ты будешь в макушку чесать и раздумывать, Кай станет сильным магом, опасным врагом и отважным воином. Что же касается дэйном… — Мэй замолчал, задумчиво глядя перед собой в пространство.
Никак не шел у него из памяти беловолосый красноглазый дэй'о, отобранный у бродячих нэсс. Странно, но именно благодаря этому ничтожному существу к Рыжему вернулась жалость, и самое поразительное, чувство благодарности тоже. Ибо так назвал он свое нынешнее отношение к несчастному беглецу.
Дэй'о готов был с честью принять смерть от руки князя униэн, а честь — она одна на всех. Говорят, у отверженных Чардэйка есть какая-то своя тайная религия, свой Великий Дух-покровитель. Мэю отчего-то очень хотелось, чтобы небесный покровитель дэй'о защитил беловолосого от всех напастей, сберег и от зимней стужи, и от человеческой жестокости.
— Милорд… — напомнил о себе Хельх. — Вас уже ждут советники.
Рыжий отогнал лишние мысли, накинул на плечи широкий теплый плащ и, стараясь не шуметь и не будить сменившихся из караула воинов в казарме, вышел на утренний ярый морозец. После затхлого, провонявшего потом и портянками помещения, к тому же донельзя натопленного, свежий воздух лился в легкие целительным бальзамом. Мэй с наслаждением хрустнул суставами запястий, сладко потянулся, полностью готовый начать новый день. Правда, вдоль позвоночника скользнул тонкой струйкой неприятный холодок, но Отступник не придал этому никакого значения, приняв предчувствие за озноб. Некогда ему было и не хотелось заставлять лорда Тиншера ждать. Все-таки один из немногих безусловных союзников.
Мэя ждали с нетерпением и даже послали навстречу младшего офицера.
— Разведчики привели пленника, — сообщил запыхавшийся от бега парень. — Какой-то высокородный из окружения вигила. Наглый гад!
— Наглый, говоришь? Надолго ли?
Но парень не врал, пленник успел довести до белого каления князя Тиншера дерзкими речами и нескончаемым потоком угроз. Казалось бы, злить врага в таком положении не слишком разумно, но с дэй'ном такое случается. Они не всегда могут совладать со своей яростью. Особенно высокородные.
— Ага! Вот и Рыжий! — истерично обрадовался пленник. — Пришел пытать собственноручно?
Мэй ничего не ответил на выпад. Бывало и так, что он лично пытал особо упертых и шибко несговорчивых, но зачастую допроса с пристрастием не требовалось. Свое дело неплохо знали ведуны, с помощью их эликсиров прояснялись неясные моменты в планах врага, легко обходясь без лишней крови и криков. Но среди самих дэй'ном о пытках униэн ходили самые зловещие слухи, распространяемые большей частью агентами вигила.
— Наш нервный друг хочет сказать что-то важное персонально вам, Мэйтианн'илли, — объявил лорд Тиншер.
Бровь Отступника хитро изогнулась в притворном удивлении.
— Вот как? С удовольствием послушаю.
Дейном гордо вскинул голову и воззрился на князя Приграничья расширенными до предела зрачками. Похоже, он ожидал увидеть сущего зверя в человеческом обличье и не поверил бы увиденному, не будь у Мэя столь редкого цвета волос.
— Как только взойдет солнце 10-тысячная армия хан'гора Ламмина перейдет границу по Дон-Муни и вторгнется в пределы Тир-Луниэна! — выкрикнул пленник в лицо Рыжему.
Советники вскочили со своих мест, начали что-то кричать, грозить и насмехаться, а Мэй перевел взгляд на Дайнара и встретился с ним глазами. Его недавнее случайное предположение так быстро подтвердилось.
— И что же, по-твоему, мы станем делать? — спросил он у дэйном. — До границ с Нафарром далеко, до Лот-Алхави еще дальше, чтобы слать гонца. Я думаю, владетель Тир-Амала решит на месте, что делать с нашествием.
— Делай, что хочешь! — прорычал тот.
— Ты ничего не хочешь добавить к своим словам?
— Только то, что скоро всем вам придет конец!
— Интересная мысль, — хмыкнул Мэй и кликнул конвой: — Увести и повесить! — приказал он.
— И все? — удивился пленник.
— И все.
Рыжий всегда помнил о том, как умер его младший брат, и не обольщался ни благородной кровью, ни внешностью пленных дэй'ном. Попадись он в их руки, о смерти пришлось бы униженно молить и уповать лишь на милосердие Тэнома. Обычному человеку воображение отказывало там, где изощренная мысль чардэйковских палачей только обретала воплощение.