Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют…
Шрифт:
Я присел рядом.
– Жуткие проблемы! У дочери и мамаши каждое утро – вопли! У обеих во влагалищах оказывались посторонние, не приспособленные для удовлетворения предметы – бутылки, рулоны туалетной бумаги, полуботинки мужа, и тому подобное… Длилось это целую неделю. Они, конечно, сначала скрывали позор, но мамаша все-таки проболталась…
– И чем все кончилось?
– Ну, получив наглядный урок, они смирились, благополучно забеременели и почти одновременно родили: одна – сына и брата, другая – сына и внука.
– А с другими не пожелавшими детей?
– Второй случай, мистический, полностью исключил аборты из практики, по крайней мере, в Садограде.
– И что там было мистического?
– Пострадала супруга ученого секретаря. Как только заявила мужу об аборте – началось такое!.. Вся мебель у них в доме сошла с ума и начала баррикадировать им спальню. Каждое утро.
– Теперь я нисколько не удивлюсь, если ты скажешь, что и лесбиянство тоже было искоренено подобным образом.
– Да, хватило одного примера: очаровашки развлекались в бассейне, и вдруг туда хлынули фекалии – кто-то подсоединил не ту трубу не туда, куда надо… Вони, рыданий, визга, раскаянья хватило на добрый час…
– А ваш летун-оплодотворитель весьма строг к нарушениям традиций! Фундаментальный моралист.
– Ну что, скептик, еще куда-нибудь заглянем, или достаточно?
– Нинель, ты не обижайся, но у меня привычка отрабатывать все гипотезы, даже самые невероятные.
– Намекаешь, что я заранее договорилась с Оленькой и Светланой Константиновной, как тебя разыграть?
– Почти угадала.
– Ох, Динь, беременным женщинам больше делать нечего, как сочинять истории для чужака, неизвестно зачем пожаловавшего… К тому же не забывай: ты для них мой племянник – ни больше, но и ни меньше…
– Да, на розыгрыш это не тянет… Кстати, Нинель, а как относится строгий летун к зоофилии?
– Искоренил в зачатке… Одна глупышка попробовала с кобелем, так эту псину через сутки обнаружили расчлененной, как для продажи в мясных рядах. А собачий пенис очутился в кастрюле с харчо, сваренным новоявленной сучкой.
– Круто.
– Есть еще вопросы?
– Пока нет.
– Тогда продолжим обход.
– Неплохо бы нанести визит к женщине из первой волны залетов.
– Тогда нам надо к Катерине… Такой мальчонка у нее растет, Ванюша… И главное, Павел, ну, ее муж, кандидат сельскохозяйственных наук, обожает и ребенка, и Катерину… В полном смысле…
Нинель Осиповна грузно поднялась, одернула смятый парашют юбки и закончила опрометчивую фразу:
– Счастливая семья.
С ветки сорвалось перезрелое яблоко и не найдя подходящего гениального темечка, вхолостую просвистело и раскололось о безжалостный гранитный бордюр на две неравные части.
Где-то совсем далеко, у реки, внезапно раздался звук, напоминающий то ли вскрик порванной струны, то ли стык железнодорожных буферов при экстренном торможении.
Глава 10 Забытый шлягер
– Ночь яблоком стучит в окно!
Этой песней встретил нас участок разрекламированной Катерины.
Мужской хриповатый голос повторял и повторял одну строчку – то ли ему нравилось имитировать заезженную виниловую пластинку своей юности, то ли слова не вспоминались.
Оставив напевающего в невидимках, мы вышли к бассейну.
Катерина – обнаженная – плавала на спине.
А двухлетний крошка, сидя на бортике, швырял вниз разноцветные кубики.
– Здравствуй, Ванюша, здравствуй!
Нинель Осиповна погладила мальчонку по вихрам, таким же светлым, как прическа уплывающей в дальний конец бассейна хозяйки.
Поняв намек, я повернулся к бассейну спиной, а лицом к саду.
Давно забытый шлягер зазвучал с новой энергией:
– Ночь яблоком стучит в окно!
Когда-то под эту агрессивно-пессимистическую песнь меня лишила невинности соседка, от которой сбежал муж. Я лежал пластом, боясь притронуться к обвислым, синюшного цвета, вялым грудям с искривленными сосками, я отводил взгляд от густо заросшего лобка. Но, не обращая никакого внимания на мою пассивность и не требуя с глупого неопытного мальца ответной страсти, воняющая жареным луком и детским кремом соседка, даже не предохраняясь и не подмываясь, дважды получила, что хотела. Я потом, тщательно изучив соответствующие сайты, девять месяцев ходил сам не свой, ожидая кошмарного, непоправимого в виде раздувшегося бабского живота… Но не случилось…
– Ночь яблоком стучит в окно!
Я непроизвольно среагировал на приближение Катерины – халат ей не шел, в отличие от плавательного ню.
При резком повороте у меня, там, где кончается живот и начинается пах, возникли судорожные покалывания.
– Извините, я не ждала гостей.
Катерина обняла доцентшу.
– Это кто в кустах горло дерет?
– Да Павел, кто же еще… На больничном – хрипит… Вот я его к ребенку и не подпускаю, заразит еще.
Пользуясь моментом общения подруг, я устроился на топчане для загара – лечь не лег, но присел.
Свербило и тянуло в недрах мошонки.
Так, наверное, начинается проклятая импотенция?
Не хотелось спрашивать ни о беспамятном зачатии, ни о протекании родов, ни о развитии дитяти.
Хотелось вернуться домой, удрать в мансарду к чемоданам, закрыть дверь на хлипкий шпингалет и просто уснуть.
Яйца инициировали протестную, ноющую боль.
Катерина что-то безостановочно излагала Нинели Осиповне про стиль терапевтического плавания и технику оздоровительного ныряния.
Боясь лишний раз потревожить разнывшееся хозяйство, я застыл, как мудак, объятый думой.
Докидав пластиковое разноцветье в бассейн, Ванюша на четвереньках достиг моего лежака.
Надо выдать улыбку.
Надо сообразить добрую сказку.
Надо посюсюкать и поулюлюкать.
Ванюша, цепляясь за край топчана, выпрямился и, не дожидаясь, пока я разорюсь на улыбку и сказку, провел ручонкой над болью.
Самозваный лекарь вернулся к бассейну вразвалочку.
А страждущий мудак обрел прежнюю кондицию.
От боли не осталось и следа.
В благодарность я отправил изображение малолетнего лекаря в Кремль.