Злой город
Шрифт:
— Ты на Бога-то не вали, — не унимался Олексич. — Человек — он сам решает, какую ему дорогу выбрать.
Кудеяр поднял голову, окинул взглядом окольчуженные плечи всадника и вздохнул.
— Правду, видать, говорят в народе, что коли сила есть — всего остального не надо. Не разглядел ты в сем Божьего промысла, мил-человек. Вот скажи — не подайся я с ватагой в леса, был бы сейчас у князя Александра отряд оружных ополченцев в пять десятков числом?
Олексич крякнул и заскреб пятерней тыльник шлема.
— Прям не атаман разбойный, а ни дать ни
— А праведники — они те же люди, — отозвался громадный чернобородый воин, ехавший слева. — На руках разбойника Варвара было море христианской крови, однако ж Господь простил его. И дальнейшим житием своим заслужил Варвар милость его и ныне почитается святым.
— И что ты, Данила, в дружине делаешь? — досадливо подивился Олексич. — Тебе в монастыре самое место.
— Придет время — приму постриг, — совершенно серьезно ответил чернобородый. — А пока князю моя рука потребна.
— Так нельзя ж послушникам кровь проливать, — ехидно прищурился Гаврила.
— Нельзя, — кивнул Данила. И похлопал по рукояти зачехленной железной булавы. — Сие оружие дробящее, крови от него нет.
— Крови нет. Только шелом вместе с головой — в кашу, — хмыкнул кто-то.
— Тут уж как получится. На все воля Божья, — смиренно отозвался бородатый витязь.
Ехавший впереди князь ухмыльнулся.
— Что, Гаврила, уделали тебя Кудеяр с Данилой?
— Уделали… Вот случись битва — и посмотрим, на что годно то Кудеярово ополчение, — запальчиво возразил Олексич.
— В битве любой воин необходим, ежели им мудрая рука управляет, — сказал князь. — Еще посмотрим, что нас впереди ждет. По всему, недолго осталось…
Из-за леса вылетел всадник в ордынских доспехах и понесся навстречь дружине. Ратники в мгновение ока изготовились к сече, благо с самого Новгорода не снимали броней. Всего делов-то щиты на руки вздеть да мечи из ножен выхватить.
Олексич чуть тронул коня, поравнявшись с Александром Ярославичем и готовясь в случае чего прикрыть князя. Словно сам собой в его руки прыгнул из саадака лук, еле слышно звякнула тетива, принимая ушко стрелы.
Но князь удержал руку верного гридня.
— Погоди.
Похоже, всадник был один. Да и в седле держался он чудом — того и гляди вывалится.
— Может, все ж стрельнуть от греха? — проворчал Гаврила. — Вдруг тот степняк бешеный или малахольный какой, что один на дружину кидается. Куснет еще — не оберешься…
Но тут всадник качнулся сильнее и ничком повалился на гриву коня. Умный зверь тут же перешел на шаг.
Сразу несколько дружинников, вогнав мечи в ножны, пришпорили коней и через несколько мгновений уже осторожно укладывали всадника на землю — ценного «языка» беречь надобно. Но когда сняли шлем-полумаску и увидели грязно-русую копну волос, вымазанную в саже и чужой крови, воины стали недоуменно переглядываться.
— Скажи-ка, Яков, — обратился князь к своему старшему ловчему, что был родом из половцев, — могут ли быть в Орде русские воины?
Ловчий покачал головой.
— Сколько живу на
Тимоха, вернув меч в ножны, как и все, подъехал поближе рассмотреть диво — первого живого ордынца, но внезапно проворно соскочил с коня и, расталкивая дружинников, бросился к лежащему.
— Так это ж Никитка! Наш, козельский!
Лицо Никиты было бледным, как полотно. Тимоха пал на колени и наклонился:
— Ты как, Никитка?
— Живой я, — чуть слышно прошептал парень. Багровая муть застилала взгляд, но надо было держаться. Чтобы сказать главное.
— А город?
— Нет больше города…
Тимоха ударил кулаком в землю и до крови закусил губу.
— Опоздали… — сказал кто-то сзади.
— В живых хоть остался кто? — простонал Тимоха.
— Нет… Орда ушла… Оставили большой отряд… Они над мертвыми глумятся и сожженный град засыпают… Чтоб следа от него не осталось…
Дружина расступилась. Спешившийся князь подошел к лежащему.
— Давно град взяли? — спросил он.
— Нет… Без малого восемь седьмиц держались…
— Много ли Орда людей оставила?
— Тех, что видел — на глаз больше пяти сотен… Точнее не знаю…
Багровая муть брала свое. Сознание затуманивалось, но Никита больше не сопротивлялся кровавому туману. Главное он сказал, а там — будь что будет…
— Сильно тряхнуло парнишку, — сказал пожилой мужик из ватаги Кудеяра. — Покуда за доспех дрался, поди, дубьем приложили али палицей.
— Выживет? — с надеждой спросил Тимоха. Сейчас любой, хоть самый дальний знакомец из Козельска был для него роднее брата.
— Куды денется? — пожал плечами мужик. — Молодой, оклемается. Свезло ему, что на нас вышел, теперь не пропадет.
— Божий промысел в том вижу, — торжественно произнес чернобородый Данила. — Господня рука направила его упредить нас.
— Значит так.
Князь Александр обвел взглядом свою дружину. Сотни три конных воинов наберется. Из них лишь две — в полной броне. Свои, переславские. Остальные — горожане новгородские, кто в чем бог послал. Да еще Кудеярова ватага в пять десятков деревенских мужиков с рогатинами да охотничьими луками. Негусто…
— Где пять сотен, там и тьма [163] , — проворчал Олексич. — Чего делать-то будем, княже? Прям в лоб ударим?
Александр внимательно посмотрел в глаза верного гридня. Чистая душа, ни на минуту не усомнился в том, что ударим. Пусть даже тремя сотнями супротив тьмы степняков, предавших огню половину Руси.
И отлегло от сердца. Как не победить, когда есть на русской земле такие воины?
— Нет, Гаврила, — покачал головой князь. — Лбом об лоб не взять ордынскую тьму, ежели на них такие доспехи.
163
Тьма — тысяча (старорусск.).