Змееносец
Шрифт:
Дождавшись, когда москвичи, застегнув куртки, выйдут на улицу, он повернулся в дверях к неотступно следовавшему за ним по пятам хозяину офиса. Тот выглядел очень довольным – своим отказом помочь следствию он как будто расквитался с полицией одним махом и за штрафы, и за приводы по хулиганке.
– Негритянка-то хорошо сосёт? – негромко, чтобы не услышала секретарша, поинтересовался Малыгин, наблюдая, как на роже бизнесмена тает по мере осознания выражение триумфа. – Ты не заразись от неё, смотри.
Ясьянов открыл рот, несколько секунд постоял так, с дебильным видом уставившись на стоящего напротив оперативника. Потом, не сказав ни слова, закрыл.
– Презервативы используй, – посоветовал Малыгин и, развернувшись, вышел из офиса.
12.
Не получилось. Досадно.
Кто же мог предположить, что когда они втроём приехали на работу к отцу девочки, женщина, поднимавшаяся перед ними по ступенькам, окажется мадам Ясьяновой собственной персоной? Приспичило заявиться к мужу в офис прямо с утра. С секретаршей, что ли, хотела застукать? Не сидится бабе дома. Одного Ясьянова они бы дожали. Впрочем, судя по увиденному, жену он боится и вряд ли бы смог убедить её в необходимости дать согласие на беседу с дочкой. Ничего, получили бы от него принципиальное согласие, а там и до супруги доехали. Поодиночке они бы их уже сегодня уломали. Ну да что уж жалеть. Теперь с допросом девочки придётся посложнее. Принесла мамашу нелёгкая…
Такие совпадения иногда случаются. Подчас приносят удачу: застаёшь нужного человека на месте, когда он уже вставил ключ в дверь квартиры, чтобы уехать на полгода в командировку, или находишь нужную улику там, где её и не должно было быть. Любой отслуживший в полиции скажет вам, что многие преступления раскрываются случайно. Появляется некий «бог из машины» и даёт подсказку. Выглядит, правда, со стороны это так, будто преступников никто и не ищет, раз толку от всей этой беготни часто никакого. А это не так, далеко не так. Пазл без одной части в центре не собран, конечно, но и одна, даже самая главная деталь сама по себе мало что значит.
А бывают и неудачные совпадения. Как сегодня утром.
Подождите, куда? Нам же на Ленина. А, заправиться. Да, Игорь Фёдорович, давайте. Мы в машине подождём.
От простуды, похоже, всё-таки не уберёгся. В горле саднит. Это всё вчерашняя прогулка по местам боевой славы нашего разыскиваемого персонажа. Парк меня добил. Коттеджный посёлок и переулок около комбината, где нашли тело Емельяновой, более-менее расчищены от снега были, а вот парк… Яму с арматурой почти полностью занесло: одно углубление в покрытом ледяной коркой снегу. Но мне не арматура была нужна, хотя взглянуть бы на неё самому хотелось. Нужно было осмотреться: откуда было можно прийти на это место, куда уйти.
Погода паршивая. Около нуля, то таять всё начинает, то опять замерзает. В парке прохладнее, снег везде, а всё-таки умудрился провалиться, ноги промочил. И без толку. Парк, как и предполагал, когда докладную Рамиля читал, не парк, а край леса. Иди куда хочешь, на все четыре стороны. Проще всего предположить, что убийца Бишина пошёл кратчайшим путём прямо к ближайшим домам, к транспорту, теплу, цивилизации. Но простое решение не всегда самое правильное. Иные злодеи наоборот такие крюки и петли закладывали по дороге к месту преступления что твой заяц. Ума не приложить, как у них после подобных прогулок сил хватило своих ближних на куски кромсать. А кромсали. Человек, когда захочет вкус крови ощутить, становится опаснее любого дикого животного.
Впрочем, хватит философствовать. Сейчас первым делом пообедать. Около управы есть неплохая столовая. Потом позвонить
Игорь, видимо, в очереди застрял. Всему городу именно здесь заправиться понадобилось, что ли?
Рамиль с заднего сиденья что-то спрашивает.
– … что делаем дальше?
И что ему ответишь?
– Работаем. Ездим по местам, где убитые часто бывали при жизни. Анализируем их связи. Продолжаем искать свидетелей. Находим и допрашиваем тех, кто мог эту мерзость сделать: отсидевших свой срок убийц, грабителей, людей с неустойчивой психикой. Проверяем их алиби. Ждём «бога из машины».
– Кого?
– «Бога из машины». В древнегреческих трагедиях, когда драматург заворачивал сюжет так, что сам не мог его распутать, он вставлял в концовку появление какого-нибудь бога, который всё разруливал.
– А почему из машины?
– Когда представление в театре шло, актёра, исполнявшего роль бога, спускали на сцену сверху как будто с Олимпа с помощью специального механизма.
– Это нечестно.
– Что именно?
– То, что проблему решали таким образом.
– Это жизнь. Она не бывает честной или нечестной. Если появится человек, который сообщит что-то важное, не отметать же нам его сведения только потому, что мы сами не додумались до разгадки.
– И часто у вас в работе такие боги появлялись?
– Иногда.
В каждом деле есть кто-то, кто что-нибудь видел; кто-то, кто что-нибудь знает.
– Откуда вам про это известно?
– Поработай с моё.
– Да я про древнегреческий театр.
– Книги надо читать, а не в телефоне сидеть.
Обиделся.
– Я читать люблю.
– Ну вот и молодец.
13.
Телефонный звонок застал врасплох, но согласие на встречу он дал сразу. Рано или поздно это должно было произойти.
За более чем двадцатилетнюю работу патологоанатомом городского морга Александр Кагарлицкий чётко усвоил следующее: ОНИ, будь хоть милиционерами, хоть полицейскими, хоть комитетчиками, в чём-то сродни клещам – если вцепятся, то уже не отвалятся. Пока не попьют вдоволь кровушки, разумеется.
Среди них было много приличных мужиков, с которыми не грех было и пропустить рюмочку в праздник, но большинство людей в погонах, приходивших к нему в последнее время, вызывали у него чувство стойкого отвращения. Сам себе он честно признавался, что причиной этому был в первую очередь возраст – поколение сменилось. Теперь с теми, кто приходит, на равных говорить вроде как несолидно, все поголовно кажутся глупыми. Одногодки большей частью повыходили на пенсию. Поэтому, зная, что рано или поздно к нему нагрянут с осточертевшими вопросами, а потом ещё, может быть, придётся идти подтверждать показания в суде, он заранее злился, что, впрочем, никак не отражалось на его округлом, толстощёком лице. Злость его никогда не прорывалась наружу. Сам он был склонен приписывать свою выдержку специфике работы. Или всё наоборот – это его характер привёл его много лет назад в медицинский институт и заставил пойти на кафедру патанатомии?