Змеевик
Шрифт:
— Я понял то, что ты мне сказала, но для меня подобная информация о человеке выглядит иначе.
— И как же? — Поинтересовалась я, потому что Олаф никогда особо не стремился рассказывать о себе, и я, откровенно говоря, была заинтригована. Впрочем, если Бекка не появится в ближайшее время, я сама за ней схожу. Я в том смысле, что она ведь еще даже не подросток, так какого черта она там копается?
— Чем больше я узнаю о ком-то, тем больше возможностей открывается для пыток. Чаще всего это что-то личное. Это позволяет мне сломать их и выведать то, что мне нужно.
— Ты имеешь ввиду допрос?
— Именно так.
Я задумалась над тем, хочу ли я знать больше. Пока что дискуссия несла преимущественно академический характер. Она была интересной, а не жуткой, что для нас с Олафом было приятной переменой.
— Иногда, если я хочу только боли и крови, незнакомцы доставляют мне больше удовольствия. Но иногда чем дольше охота — тем лучше. Я знаю, как двигаются их лица и тела. В таком случае боль и страх видны лучше, чем у тех, кто мне незнаком.
— Ну вот, опять. — Сказала я.
— Что? — Спросил он, искренне озадаченный.
— У нас с тобой была приятная дискуссия. Мы делились точками зрения, но вот ты снова превратился в Ганнибала Лектера и перегнул палку.
— Ты знаешь, какой я, Анита. Ты знала об этом с самого начала. Я никогда не притворялся перед тобой. Не скрывал, кто я есть.
— Ты не скрывал это потому, что Эдуард рассказал мне о тебе еще до нашей встречи.
— Я не уверен, что стал бы притворяться, даже если бы он не рассказал тебе. Я был так зол, что он притащил женщину работать с нами. Я не понимал, что такого может сделать женщина, чего не может он, Бернардо или я.
— Я помню. — Сказала я.
Он улыбнулся и покачал головой, будто тоже вспоминая. Было странно видеть его таким… человечным. И я сейчас не о том, что он верлев. Олаф был лишен человечности из-за своей ненависти к женщинам и той ярости, которая позволяла ему наслаждаться тем, что он с ними делал. Этот разговор в коридоре был самым нормальным из всего, что когда-либо происходило между нами.
— Я хотел тебя с того самого момента, как впервые увидел. — Сказал он.
Я даже не попыталась скрыть свое удивление.
— Тогда ты определенно меня одурачил. Я была уверена, что ты самый мизогинный мужчина, которого я только встречала, и что ты ненавидишь меня за то, что у меня хватает наглости быть одной из парней.
— Это так, но я ненавидел тебя сильнее, потому что хотел. И я знал, что Эдуард убьет меня за это.
Мы стояли и пялились друг на друга. Я металась между тем, чтобы спросить у него то, что мне хотелось спросить, и проверить, как там Бекка. Большинство людей прервали бы мое молчание, пока я решала, как поступить, но Олаф позволил мне выбирать так долго, как я того хотела. Думаю, он просто наслаждался обществом женщины, которая не была склонна болтать по пустякам.
— Я могу спросить то, что хочу спросить, или могу сходить за Беккой.
— Спрашивай. — Сказал он.
— Значит, только угроза Эдуарда помешала тебе убить меня в тот день, когда мы впервые встретились?
— Да.
— А сейчас?
— Я читаю «Шерлока Холмса».
Смена темы выбила меня из колеи, так что я постаралась понять, почему ему было так важно сказать об этом сейчас, и вспомнила. Случайно оброненная мною фраза оказалась воспринята им чересчур серьезно.
— И что ты думаешь о книгах? — Поинтересовалась я.
— Они мне нравятся. И мне нравится, как Холмс ведет себя с женщинами.
— Я знала, что тебе это понравится, но не была уверена в том, что тебе зайдут сами истории.
— Ты для меня — та женщина, Анита (вероятно, аллюзия на Ирэн Адлер — прим. переводчика). Никто другой не вынуждал меня изменить мои привычки так, чтобы мне не хотелось причинить за это боль.
— Я польщена. — Сказала я, и это было искренне. Все что угодно, лишь бы Олаф не пытался похитить, изнасиловать и запытать меня до смерти. Из того, что я знала от Эдуарда, для Олафа это было стандартное завершение всех его прежних свиданий.
— Раньше ты бы разозлилась или испугалась. — Сказал он.
— Я выросла, как личность. — Ответила я, пытаясь шутить, но он не понял.
— Как и я.
— Я это ценю. — Сказала я. — Но я схожу проверю, как там Бекка. Она уже должна была закончить.
— Ты — моя Ирэн Адлер. — Сказал он, и звучал вполне серьезно.
— И что, мне теперь звать тебя Шерлоком?
— Мне было бы приятно. Пары часто придумывают друг другу личные прозвища.
Я отвернулась, чтобы избежать его взгляда, пока доставала карту-ключ из кармана. К тому моменту, как я подняла глаза, мне удалось совладать с лицом. Ну, или я надеялась, что удалось. Я постаралась обратить все в шутку.
— Ты предпочитаешь, чтобы это был «Шерлок» или «Холмс»?
— Без разницы. Ты предпочла бы «Ирэн» или «Адлер»?
Я вставила карточку в дверь и открыла ее.
— Я не уверена. Мне можно подумать?
— Конечно. Я подожду снаружи — на случай, если девочка еще переодевается.
— Спасибо. — Сказала я, и убедилась, что не повернусь к нему спиной и не потеряю его из вида, пока закрываю дверь. Я нажала кнопку, чтобы включить безопасный режим, как всем людям советуют делать, но я знала, что Олафа это не удержит, если он захочет попасть внутрь. Он хотел, чтобы у нас с ним были интимные клички друг для друга. Господи, и что мне, черт возьми, делать с полуприрученным серийным убийцей? Я понятия не имела. Ладно, где там Бекка? Уж с одиннадцатилетней девчонкой я как-нибудь справлюсь. Да-да, вы все, у кого есть дети, уже можете смеяться.
38
Бекка приняла душ, уложила волосы каким-то мудреным способом, который я даже не могла себе представить, и воспользовалась косметикой своей матери. Смотрелось не так плохо, как могло бы быть, просто теперь до подбородка она выглядела как сексапильная двадцатипятилетняя девушка, а ниже — как неуклюжий одиннадцатилетий ребенок. Розовое платье с аппликациями в форме белых ромашек было воистину девчачьим. Кажется, у нее было точно такое же, только желтое, когда ей было шесть.