Змеиная прогулка
Шрифт:
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Нет, — настаивал Ренч. «Они действительно из СС. Во всяком случае, во что это превратилось.
Лессинг не хотела думать о тайных связях Малдера с нацистами. Он не был политиком, его это не волновало, и он не был заинтересован ни в осуждении, ни в присоединении. Он сказал: «А Цыпленок моей матери, королева мультфильмов!»
Ренч кудахтал и делал взмахи локтями. «Если ты так говоришь.»
«Слушай, ты не против? Вчера Джамила
«Я слышал. Двое иностранцев, машина припаркована на главной дороге, без документов. Всего два потерявшихся койота, ищущих дом. «Койот» на сленге обозначал безработного наемника.
«Южные европейцы какие-то: греки, итальянцы».
— А Бауэр?
«Нет соединения. Ничего общего с грабителями. Или с такси-вала. Какой-то третий человек прижал его. Араб, наверное. Их было столько же, сколько и других стран, с тех пор как Израиль закончил поглощать остатки их земли».
— Как Бауэр?
«Лучше. Больница Балрампур.
«Малдер и Годдард считают, что связь есть. Бауэр был развлечением, чтобы мы все пели и танцевали, пока остальные занимались книгами.
«Без шансов! Малдер и Годдард могут пойти поиграть, бросить мыло в душ. Не было никакой причины рассказывать Ренчу о страхе Бауэра перед самим Лессингом. Это было явно неважно.
«Вы не осознаете важность этих книг! Записи СС с 1945 года по настоящее время!»
«Разложите книги… боком. Малдер и Годдард… пара скрытых нацистов! Пусть они оденутся в черную форму и будут хвалить друг друга, пока коровы не вернутся домой!»
Ренч принял укоризненное выражение лица. «Они настоящие».
«Годдард — это Геринг, а Малдер — это реинкарнация Адольфа Гитлера. Я думал, только калифорнийцы занимаются сумасшедшими культами!»
Ренч обогнул веранду. Это было сразу после рассвета, и небо все еще представляло собой чашу из лазурита, столь же великолепную, как и любая другая, когда-либо вырезанная мастером Великих Моголов. Позже его окутает белая пыльная дымка, и сухая земля распухнет, как кирпичи, обожженные в печи. Он взял с серебряной подставки на столе кусок хрустящего темного тоста, намазал его белесым сливочным маслом и окунул в чашку чая.
Лессинг наблюдал.
«Хорошо?»
«Хорошо что?» Лессинг налил себе листа, добавил сахар и молоко по индийской моде. Чай был достаточно крепким, чтобы идти сам по себе, а не «желтой собачьей мочой» (термин его отца), которую его тетя Эйлин готовила из чайных пакетиков. На мгновение Индия исчезла, и Лессинг увидел более мягкие, зеленые и знакомые очертания своего детства в Айове. Затем реальность вернулась на место, как заряженный магазин, вставленный в приклад пистолета.
«Хочешь услышать об СС или нет?»
Лессинг вздохнул. «Мне все равно. Я не задаю вопросы. Они платят, я плачу. Любопытство убивает кошек и болот».
Ренч фыркнул. — Лессинг, ты ешь, испишь, и твои ноги воняют; иначе я бы подумал, что ты умер! Боже, но ты аполитичное животное!»
Лессинг бесстрастно посмотрел на него.
— Знаешь, у тебя есть
«Четыре варианта», — поправил Лессинг. «Третье, пусть все идет как есть: я делаю свою работу, а мы как прежде. В-четвёртых, ты заплатишь мне, отпустишь меня и никогда больше обо мне не услышишь. Я же говорил тебе, что не разговариваю.
«Малдер и Годдард вам не поверят. Ты в деле или тебя забанили. Я спорил, но они не стали…
«Я же говорил вам: я не политик».
«Ты просишь чертову пулю, чувак! Годдард…
«Пусть попробует».
«Но Малдер думает, что ты можешь быть полезен, и именно он имеет значение. Он говорит мне, я говорю вам».
«Какое-то решение». Лессинг глотнул чая и отмахнулся от банки с мармеладом переливающейся сине-зеленой мухой. «Я присоединяюсь, или меня расстегнут». Он переместил свой вес так, что кобура на поясе выпирала под бежевой рубашкой из сырого шелка. У него было и другое оружие. «Разархивировать» Лессинга будет непростой операцией.
«По крайней мере, выслушайте, что мы хотим сказать!» — потребовал Ренч.
«Так говори.» Лессинг посмотрела через залитый солнцем двор на сад миссис Малдер. Манговые деревья там были манящими, прохладными, темными и зелеными на фоне обнаженного света побеленного комплекса и отвратительного розового уродства особняка. Цвета в Индии никогда не были приглушенными, пастельными, мягкими; они терзали тебя, как пронзительная музыка, как острые специи, как резкие запахи базаров.
Ренч решил, что привлек внимание Лессинга. «В 1945 году, когда Германия проиграла, в Аргентину прибыли две подводные лодки. На борту находились некоторые из оставшихся старших офицеров СС. Они принесли деньги, много денег, значительную часть казны Третьего рейха. Люди думали, что его потеряли или украли в Баварии, но это не так.
«Я видела фильм», — усмехнулся Лессинг. «Мартин Борман в земле обетованной».
«Однако это правда. Если захочешь, можешь прочитать исторические материалы позже.
«Спасибо. Когда у меня закончатся комиксы».
«Это был не только Борман. Были и другие. Увидев взгляд Лессинг, Ренч поспешил дальше. «Они основали колонию, открыли бизнес, установили связи. Позже они инвестировали, объединялись, развивались. Они построили ряд взаимосвязанных корпораций. Послевоенный бум и восстановление Германии помогли этим корпорациям превратиться в конгломераты, а затем в огромные международные холдинговые компании, базирующиеся в самых проклятых местах».
«Нацистская семья Робинзонов».
«Что? Боже, ты смешной засранец! Да, все аккуратно и аккуратно, вне поля зрения, вдали от евреев и охотников за нацистами, их сети финансовых учреждений и групп давления. Третий мир облегчил задачу. Здесь меньше контроля, меньше ограничений, меньше проверок, меньше правил, меньше надзорных органов. Меньше хлопот с уединением: вы можете заметить приближающихся посторонних, например, ту птицу коэл на манговом дереве; он может видеть все вокруг своего гнезда».