Змея Давида
Шрифт:
Он не мог сказать точно, когда понял, что ему становится не по себе, если он не видит Беркович хотя бы в течение нескольких секунд за день. Просто в один прекрасный день поймал себя на том, что, гуляя по окрестностям Хогвартса, невольно ищет глазами ее хрупкую фигурку, ее вечно разлетающийся «хвост» из собранных на затылке волос и знакомый жест, когда она подносит к глазам свой любимый магловский военный бинокль, обозревая окрестности с виадука. А найдя, успокаивается и невольно любуется.
Если ему удавалось увидеть ее хотя бы мельком, весь оставшийся день он ходил до странности спокойным и почти довольным, даже Поттер не был в силах вывести его из этого состояния. В те дни, когда она не попадалась ему на глаза, он не находил себе места, без особой цели слоняясь по коридорам, чтобы
Все чаще он стал замечать, что в мыслях уже называет ее только по имени, а не «Беркович» или «девчонка». Обращаясь к ней с привычной язвительностью, он с удовольствием отмечал, что она нисколько не обижается на его сарказм, а отвечает ему в том же духе, смело глядя в глаза. То, что раньше, когда она была студенткой, раздражало его, теперь вызывало если не восхищение, то неодолимую симпатию – и вечный ореол вокруг лица из непослушных кудряшек, выбивающихся из прически, и этот ее взгляд, пристальный, изучающий и при этом мягко-бархатистый, манера теребить что-нибудь в тонких пальцах, покусывать кожицу на верхней губе…
Когда он понял, что уже не видит в ней ни «солдата» Ордена, ни бывшую студентку, ни просто привлекательную, но совершенно чужую молодую женщину? Может быть, в то злосчастное утро, когда очнулся после ранения и нашел ее, спящую на полу перед своим камином? Или может уже тогда, когда ухаживал за ней? Ответа на этот вопрос так и не находилось, да это уже и не было важно.
Была ли она в его понимании красива? Она настолько была внешне не похожа на Лили, что об этом он даже не задумывался. Возможно, когда-то он бы и задался мыслью о том, что думая о ней, он изменяет памяти Лили. Теперь же она и Лили были настолько «на разных полюсах», что их даже смешно было смешивать. Чувства к той и к другой хоть и имели сходную природу, но при этом были настолько разными, что никак не могли оскорбить друг друга. Он действительно сильно привязался к ней, это было бессмысленно отрицать. Было ли это нечто большее, чем привязанность? А вот на этом вопросе он предпочитал не сосредоточиваться вовсе, особенно после того краткого разговора с Дамблдором. Как бы ни бесило его осознание того, что директор, пусть и очень деликатно, но вмешивается в его личную жизнь, он не мог не признать его правоту именно сейчас. Лучше ему держаться от нее на расстоянии, так будет лучше для всех.
====== Глава 40 ======
Школу постепенно начало охватывать предрождественское безумие. В коридорах, во дворе, в Большом зале студенты обсуждали планы на зимние каникулы, гадали, что получат в подарок и прикидывали, что подарят близким. Среди девочек, да и мальчиков тоже, вовсю по рукам ходили каталоги с самыми разнообразными товарами – от косметики и игрушек до одежды и гоночных метел. В Большом зале Хагрид уже установил голубую красавицу-ель, а вечером первоклашки под руководством Флитвика украсили ее. Преподаватели тоже поддались всеобщему настроению и даже их лица были если не радостными, то хотя бы менее напряженными, чем в течение всего семестра.
Диссонансом к этой атмосфере веселья выглядел лишь профессор Снейп – казалось, чем больше радовались предстоящим праздникам и каникулам окружающие, тем более мрачным выглядел он. Нет, он не срывался на всех и каждого по пустякам, да и количество снимаемых им баллов в среднем не увеличилось (хотя куда уж больше-то), но лицо его не покидало усталое и хмурое выражение. Диана могла бы поклясться, что хорошее настроение других вызывает в нем нечто вроде отторжения и желания подальше спрятаться ото всех. Более того, его гнусное настроение передалось и ей. Хотя, надо признать, ей и до этого было не слишком весело. Сблизиться со Снейпом так и не получилось – он ее избегал, в этом теперь не было ни малейших сомнений. Пусть он не бегал от нее по всему замку,
Ближе к Рождеству у части студентов появилась новая тема для бесконечных разговоров: предстоящая вечеринка в Клубе Слизней, устраиваемая новым (точнее, старым) профессором зелий Слагхорном. Насколько поняла Диана, на вечеринке будут присутствовать не только отличившиеся студенты, но и кое-кто из взрослых волшебников – знаменитости, а также обладатели «полезных связей» (полезных, само собой, только для самого Слагхорна). Поэтому у нее практически вытянулось лицо, когда бывший декан Слизерина отловил ее в «Трех Метлах» и, сияя как начищенный медный котел, сообщил ей, что хотел бы видеть ее в качестве гостьи на своей вечеринке. Предложение было настолько неожиданным, что Диана смогла только кивнуть в ответ и пробормотать, что рада будет посетить столь высокое собрание. После чего обходительный зельевар поцеловал ей руку и уплыл в сторону барной стойки охмурять своим шармом мадам Розмерту.
Все прояснилось после ее разговора с директором – тот вызвал ее к себе в кабинет и напрямую спросил, пригласил ли ее Слагхорн на свою вечеринку, а получив утвердительный ответ, довольно кивнул. Диана уже знала, что этот старый слизеринский лис с моржовыми усами кого попало к себе не позовет и то, что он пригласил ее, выглядело несколько странно. Ведь она не относилась ни к одному известному в Британии волшебному роду, каких-то серьезных заслуг перед магическим сообществом у нее не было, особых связей в высших кругах – тем более (не считать же высшими кругами Аврорат), так что ее никак нельзя было отнести к так называемым «полезным знакомствам».
Оказалось, что идею пригласить туда Диану Слагхорну подсказал сам Дамблдор. Время, как он ему сказал, сейчас неспокойное и даже в Хогвартсе не стоит расслабляться, тем более что на приеме будут присутствовать люди «извне». Поэтому на вечеринке будет весьма нелишним присутствие пары-тройки авроров. А чтобы не нарушать атмосферу праздника, пусть это будут не суровые парни в алых плащах, а молодые симпатичные женщины – она и Дора Тонкс. Они должны будут смешаться с обществом, то есть быть одетыми и вести себя так же, как большинство присутствующих, но при этом не спускать глаз с гостей, которые им самим покажутся подозрительными. Кого именно Дамблдор имел в виду под «подозрительными», он не пояснил, видимо, надеясь на их с Дорой наметанный аврорский глаз. Правда, кандидатура Тонкс в качестве наблюдателя у Дианы вызвала сильные сомнения – та всегда была на редкость рассеянной, даже несмотря на то, что «боёвкой» Дора владела прекрасно и как и напарник в бою была незаменима.
Собственно, в этом задании были одни только положительные стороны. Работа работой, а отвлечься от повседневности, пусть даже в рамках «спецзадания», было совсем не лишним. От праздничной вечеринки, где будет море бесплатной вкусной еды и не менее бесплатной и изысканной выпивки, отказываются только больные или очень занятые люди, или же безнадежные мизантропы, к коим Диана себя не относила даже несмотря на упадническое настроение последних недель. Поэтому в первую очередь она озаботилась подходящим нарядом, который одновременно должен был быть изысканным и при этом достаточно удобным для ведения «боевых действий» (если до этого, не дай Мерлин, дойдет). В очередной раз «забив» на магазин мадам Малкин, Диана снова выбралась в магловский Лондон, где отоварилась в любимом ею «Gucci» элегантным платьем в испанском стиле: цвета бычьей крови с болеро из черных кружев и тремя рядами воланов по подолу. «Испанский облик» она довершила ярко-алой розой, воткнутой в гладко зачесанные и собранные на затылке в тяжелый пучок волосы. Палочка была спрятана в длинном рукаве платья.