Змея и Крылья Ночи
Шрифт:
— Это ты был тем, кто…
Тепло исчезло с лица Райна.
— Нет, — сказал он, достаточно резко, чтобы прервать остаток вопроса и любое дальнейшее продолжение этой темы, затем сделал длинный глоток.
Я наблюдала за ним пристальнее, чем позволяла себе.
Райн сказал мне, что хотел заключить со мной союз, потому что ему было любопытно узнать меня. И мне было неприятно признавать это даже самой себе, но он тоже был мне интересен. Прошло много времени с тех пор, как я обнаружила, что хочу узнать о ком-то больше, даже если это было только потому, что
Он поставил свой уже почти пустой бокал и затем мы сидели в тишине, наблюдая за посетителями.
В конце концов я спросила:
— Почему ты пошел на «Кеджари»?
Такой очевидный вопрос, и все же никто из нас никогда не задавал его друг другу. Казалось, как только мы вошли в Лунный дворец, внешний мир и обстоятельства, которые привели нас туда, перестали существовать.
— От меня зависят жизни многих людей, а у Обращенных ришан из трущоб не так много возможностей. — Он покачал головой. — Никогда не давай обещаний на смертном одре, Орайя. Оно всегда укусит тебя за задницу.
Обращенные ришанцы из трущоб. Я всегда была настолько сосредоточена на страданиях людей в Доме Ночи, что легко забывала, что вампиры тоже здесь страдают. Я думала, что большинство приходит на Кеджари ради славы, но, возможно, на самом деле всех нас подталкивает отчаяние.
— Семья? — спросила я.
— В каком-то смысле. И я исчерпал все другие возможности. Присоединение к этому гребаному варварскому зрелищу не стояло на первом месте в моем списке того, что я хотел бы сделать со своей жалкой бесконечной жизнью. — Его рот искривился в кривой улыбке. — Я бы даже не был здесь, если бы Мише не заставила меня участвовать в этом.
Мои брови вскинулись.
Он усмехнулся и взял еще одну кружку.
— Посмотри на это лицо. Ты думала, что я как ты там говоришь? Дикий, который обратил Мише, возил ее по Обитрэйсу несколько сотен лет, а потом притащил бедную, невинную солнечную крошку через полмира на кровожадный турнир Кеджари, так?
— Да, — сказала я без колебаний. — Абсолютно.
— Эта чертова девчонка. — Он покачал головой. — Нет, это все была ее идея. И она знала, что я никогда не позволю ей сделать это в одиночку.
Я пыталась сопоставить эту информацию с той версией Мише, которую я знала. Пыталась представить себе девушку, которая расставляла цветы по всему апартаменту и хихикала всякий раз, когда кто-нибудь издавал звук, смутно напоминающий метеоризм, тащившую Райна на Кеджари.
В последние недели я много раз задавалась вопросом, почему они оба здесь. Они явно глубоко любили друг друга и ни один из них, я была уверена, не хотел бы причинить боль другому. Но, с другой стороны, не было ничего необычного в том, что близкие друзья вступали вместе, если их интересы совпадали. Два шанса на победу лучше, чем один.
— Тогда… почему она здесь? — спросила я.
— Потому что она — манипулятор, — ворчал он, как бы про себя.
— Манипулятор?
—
— А теперь, — сказал он, — ты ждешь, что я спрошу, зачем ты это делаешь.
— Немного, — признала я.
Человек в Кеджари? Любому было бы любопытно.
— Я не стану этого делать. Я уже знаю.
Мои брови поднялись.
— Ты знаешь?
— Признаюсь, что раньше я задавался вопросом. Я думал: «Зачем этому человеку ставить себя в такое положение, когда ее окружают хищники? Почти неминуемая смерть? — Он ухмыльнулся. — Или, точнее, «Зачем Винсенту ставить ее в такое положение?» Легко, гадюка. — Он поднял руки в ответ на мой взгляд. — Я знаю. Но мне было интересно многое. Например, почему ты вообще здесь оказалась? Ты взрослый человек. Винсент явно не держит тебя буквально взаперти. Почему ты осталась в Доме Ночи, вместо того чтобы пересечь Море костей и отправиться на человеческие земли, где ты могла бы жить настоящей жизнью?
Настоящая жизнь. Сказал так, как будто моя жизнь не была настоящей.
По правде говоря, мне даже в голову не приходило, что можно покинуть Дом Ночи — покинуть Винсента. Лишь однажды, когда мне было семнадцать лет, я задумалась об этом. Илана подняла эту идею. Это было вскоре после… после. Те дни были сплошным пятном горя и боли. Но я до сих пор помню, как она выглядела в тот день — такая нехарактерно серьезная, такая обеспокоенная. Она взяла мое лицо в свои грубые руки, притянула меня так близко, что я почувствовала запах сигарного дыма от ее дыхания, и посмотрела прямо мне в глаза.
— Ты не должна так жить, любовь моя, — сказала она. — Я сделала этот выбор, а ты — нет. Ты можешь выбрать другую жизнь, в другом мире, где ты будешь просто человеком.
Я лишь безучастно смотрела на нее, прежде чем отвернуться.
Эта мысль была непостижима. Где еще я могла существовать, кроме Дома Ночи?
— Я не хочу уходить, — сказала я.
— После того, как я понаблюдал за тобой, я это увидел. Ты вообще не считаешь себя человеком, не так ли? Так зачем тебе уходить, чтобы жить с ними?
Мне совсем не понравился этот тон.
— Здесь есть проблемы, которые нужно решать. Я не убегаю от этого. Это мой дом. Может быть, это дом, который меня ненавидит, но это мой дом.
Это королевство было частью меня, и я, хотело оно того или нет, была его частью. Я была дочерью его короля, по крови или нет. Кости моих родителей были похоронены в этой стране. Не важно, сколько раз Дом Ночи ранил мою кожу или мое сердце, я останусь. Как и все люди, жившие здесь у которых не было другого выбора, кроме как жить здесь, останутся.