Змея и Крылья Ночи

Бродбент Карисса

Я взглянула на Райна. Он оглянулся через плечо только один раз, и полная безысходность на его лице потрясла меня.

Для Мише. Это было для Мише.

— Он симпатичный. — Глаза Джесмин проследили за моими. — Ты могла бы найти и похуже. Хотя лучше, если они не будут мятежниками. От них одни неприятности.

Он не такой, я хотела огрызнуться. Вместо этого я спросила:

— Вы удостоверились, что это дело рук ришанцев?

— Да.

Я ждала продолжения, и она негромко рассмеялась.

— Сколько подробностей тебе действительно нужно, Орайя? Разве ты не лучше

многих знаешь, на что они способны? Я знаю, что ты не очень хорошо помнишь, что было на их территории, но ты ведь хочешь отправиться туда, когда испытания закончатся, не так ли? Что ж, вот твой шанс. Тебе легче, чем когда-либо, расправиться с этими ублюдками так, чтобы Ниаксия не смотрела на тебя косо.

Моя челюсть сжалась. Почему меня беспокоило, что она знала все эти вещи, о моем прошлом, о моих целях на будущее? Почему меня беспокоит, что Винсент рассказал ей все это?

— Я серьезно, Орайя. — Ее голос понизился. — Будь осторожна с ним. Он красивый, но он все еще ришанец.

Мне хотелось рассмеяться ей в лицо. Как будто я не знала лучше других, насколько осторожно нужно относиться к красивым мужчинам-вампирам. Нет, я не доверяла Райну. Я даже не знала, нравится ли он мне. Правда? — прошептал голос в затылке при этой мысли, но я знала, что он этого не делал. Я знала это с непоколебимой уверенностью по одной причине, и только по одной: Мише.

Я видела опустошение на его лице, когда мы нашли ее. Это была любовь. Никто не мог ее подделать.

Я прикусила язык, когда Джесмин ушла, и сунула пергамент Винсента в карман.

Я ОСТАВАЛАСЬ у постели Мише, пока не пришло время встретиться с Винсентом. Она не разговаривала с тех пор, как мы вытащили ее из апартаментов, хотя ее ресницы вздрагивали, словно от постоянных сновидений. Ее кожа была горячей, а это особенно неприятная новость для вампиров, которые обычно устойчивы к инфекциям. Я стояла над ней и протирала ее холодной мочалкой, смывая гной с ран. Я задрала ее рукава и нахмурилась, увидев, что под ними. Свежие ожоги от Ночного огня сформировались вокруг ее запястий и кистей, которые были открыты этой ночью. Но гладкая коричневая кожа ее рук тоже была усеяна старыми шрамами от ожогов, бесчисленными, наслаивающимися друг на друга. Некоторые из них были явно очень старыми, а другие — гораздо более свежими, хотя и не от нападения.

Как она могла их получить?

Бормотание прервало размышления. Мише зашевелилась, ее пальцы дрожали. Я опустила ее руку и наклонилась ближе к ней. Она не могла даже пошевелить головой, а ее глаза дергались, как будто она пыталась их открыть и не могла.

Состояние, в котором она сейчас находилась подействовало на меня сильнее, чем я ожидала. Раньше Мише порхала, как бабочка, а теперь кто-то оторвал ей крылья и оставил здесь увядать.

— Ты знаешь ее полтора месяца, — напомнил мне голос Винсента. — И она убила бы тебя на этой арене, как только бы завершилась Третья четверть луны.

Правда. Это правда.

И все же.

— В

чем дело, Мише? — мягко спросила я. — Что такое?

С огромным усилием она перевернула голову, показав свое лицо. Впадины глаз и уголки губ были покрыты черными синяками.

— Он не пришел, — стонала она. — Он не ответил на мой зов.

Райн. Странная, неожиданная боль кольнула в сердце. Если бы он знал, что она проснулась, а его нет рядом…

— Райн вернется. Скоро.

Я надеялась на это.

Ее веки затрепетали, потрескавшийся уголок рта сжался в почти улыбку.

— Райн? Я знаю. Райн всегда возвращается.

Улыбка исчезла. По ее щеке скатилась слеза.

— Я звала и звала, — хныкала она. — Я звала и звала, но он не отвечал. Он бросил меня.

— Он вернется, — повторила я, но она продолжала рыдать, все сильнее и сильнее, пока не потеряла дар речи, пока не перестала дышать.

Я поспешила к нашим рюкзакам, сложенным в углу комнаты, и порылась в них. Медицинская сумка была хорошо укомплектована, но в ней не было ничего достаточно сильного, чтобы помочь ей. Затем мой взгляд упал на мою сумку. Я бросила сумку Мише, подошла к своей и достала последнее оставшееся у меня зелье. Оно было почти пустым. Осталось совсем немного. Этого не хватит, чтобы исцелить Мише, даже близко не хватит, но это поможет ей продержаться всю ночь и успокоит ее.

И все же я колебалась. Это лекарство было одним из немногих, которое могло помочь мне, как человеку. Я еще не исцелила свои ожоги. А испытание Третьей четверти луны было не за горами.

Мише издала еще один мучительный всхлип. Этот звук прорезал меня насквозь, разрушив последние остатки моей сдержанности.

Я не могла видеть ее в таком состоянии. Я не могла.

Я вернулась к ней, наклонила ее голову назад и влила последние капли лекарства. И я не отходила от нее, пока ее залитое слезами лицо не стало спокойным, и пока она не погрузилась в сон, тяжелый и беспробудный, как сон ребенка.

Глава

27

Я никогда не видела Винсента таким.

Он ждал меня, когда я пришла. Даже в тени красный цвет его крыльев окрашивал его силуэт в малиновый цвет. Три верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, обнажая его знак Наследника. Клубы дыма, расходящиеся от тонких красных чернильных линий, пульсировали вместе с биением его сердца.

Для Винсента было необычно оставлять видимыми свои крылья и знак, но эти вещи, какими бы пугающими они ни были, не были тем, что заставило мой желудок сжаться, когда я увидела его.

Винсент всегда был спокойно-жестоким, когда это было необходимо, да, но всегда элегантно-сдержанным. Теперь, взглянув на его лицо, я увидела чужую версию его, которая позволяла гневу кипеть прямо на поверхности его кожи. Обычно его нрав был гладким черным морем, спокойной поверхностью, скрывающей ужасы, которые таились далеко внизу. Теперь же оно дрожало от нарастающих волн и кружащих плавников.

Когда я смотрела на Винсента, я не видела ничего, кроме безопасности. Но сегодня что-то во мне отшатнулось при виде его, как будто восьмилетняя версия меня настаивала: «Он похож на твоего отца, но это не он».