Знак даосов
Шрифт:
– Ого. Здорово! Я знаю, теперь Елисеев у нас?
– Павел мужчина грамотный. Что высверкиваешь глазом своим нахальным? Рад, что будешь с ним в одном чине? Предупреждаю – никаких боданий на службе!
– Слушаюсь! – Игорь козырнул, улыбнулся и убежал.
В машине обнаружил свой мобильный: разряженный и бесполезный. Выдал громкую матерную тираду и решил, что не судьба позвонить Норе. Потому просто прибавил скорости и помчался по шоссе.
До дома добрался уже в темноте. По дороге заскочил в магазин и купил для Норы огромный букет ромашек. С подарком к Новому Году замялся и решил оставить на потом.
Очень быстро закатил машину в гараж, ворвался бешенным ветром в калитку и помчался к дому. Пока бежал, удивлялся: нарядные огоньки на крыше, теплый свет в окнах.
– Нора! – влетел в прихожую, на ходу скидывая куртку и обувь. – Нора, я дома!
Игоря внесло в гостиную с букетом в руках, словно торнадо. Он понял, что Норы нет! Огляделся…
Ёлка, сияющая огоньками, огонь в камине. Уютный свет ламп. Домашние пледы на диване и пухлые подушки в креслах. На полках шкафов фотографии и….книги. Запах корицы. На столе белая скатерть, на ней кувшин и в нем несколько веточек ели – душистых, зеленых. Две тарелки, два бокала, два ножа и … четыре вилки.
Дом, настоящий, не придуманный. Его дом. Тут его ждут, тут его любят, тут о нем помнят и волнуются.
Игорь сам не понял, что его так подкосило, но опустился на диван, уронив ромашковый букет на пол.
– Я дома… - он сидел довольно долго, осматривая все по десятому разу, не упуская ни одной детали, ни одной фотографии, ни одной книги.
Впервые за всю его взрослую жизнь он был тронут и раздавлен настолько, что пришлось сдерживать слезы. Он знал наверняка, что будет помнить вот эту ёлку до конца жизни, как и то, что именно в этот день почувствовал свое неодиночество очень ярко и навсегда. Нора! Все только из-за нее. Только ей он мог доверить свой Дом, себя.
– Как баба! – с силой провел рукой по лицу, ощутив ладонью шрам.
Тут же пришла тревога, и вовсе не напрасная. Одно дело быть симпатягой Игорьком и совсем другое – подраненным Мелеховым. А если ей будет неприятно?
Игоря швырнуло с дивана и кинуло в спальню. Там он влетел в ванную и принялся, уже в который раз, разглядывать себя в зеркале.
– Ну и рожа… Твою ж мать! Небритый. Грязный. Явился, скотина, домой к жене.
Включил режим форсажа и минут через пятнадцать был вполне свеж, выбрит и даже причесан. Все время прислушивался – не пришла ли Нора. Боялся пропустить тот самый момент, когда она войдет в дом и поймет, что он уже тут.
Потом скакал по комнате, пытаясь всунуть ногу в брючину. В спешке застегнул пуговицы на рубашке неправильно, пропустив одну, и ругаясь, побежал в гостиную. В тот момент, когда Игорь справился с петлями, в дом вошла Нора.
Она торопливо прикрыла за собой дверь, скинула пальто и стянула сапожки. Взяла в руки бумажный кулёк и только после этого увидела Игоря. Выронила свою ношу и по полу покатились рыжие мандарины.
– Игорь… - застыла, примерзла к месту, но в глазах рождалось счастье – большое, огромное, мощное. – Игорь!
– Где ты была? – он никогда не умел быть нежным, всегда прятал свои чувства за грубыми, подчас суровыми словами. – Муж дома, а ты бродишь где-то.
А голос дрогнул, выдал все.
– Я за мандаринами…Как же без мандаринов? Праздник же… - она принялась оправдываться: глупо, нелепо.
Оба поняли, что несут чушь. Нора бросилась к Игорю, но тот оказался проворнее, и через мгновение она оказалась в его руках.
Она что-то щебетала ему в ухо, а он не мог сдержать глупой, облегченной улыбки. Какие шрамы, о чем он думал, идиот. Это же его Нора, его любимая козявка, малявка, мелкая, маленькая.
– Что же ты не ехал? Не ехал и не ехал, - она выговаривала Игорю счастливым, дрожащим голоском, щекотала губами его ухо.
– Я очень ехал, маленькая. Прямо совсем ехал. Прости, не мог раньше. Ты…Нор… - Игорь отпустил ее на секунду только для того, чтобы прижать к себе крепче и поцеловать.
Тишина не наступила. Сердце его грохотало на весь дом, а может быть и на весь поселок. Он точно не знал. Просто чувствовал в своих руках ее – свою любовь. Впитывал огонь ее поцелуя, отвечал и мечтал только об одном – пусть это никогда не кончается.
Не кончилось, завихрилось сильнее, мощнее. Он услышал ее глубокий вздох, ощутил ее слабость, трепет и забыл обо всем, кроме Норы, ее горячего тела в своих руках.
– Игорь… - ее шепот, очень нежный и тихий, прозвучал приказом – самым строгим из всех, им слышанных.
Мелехов подхватил на руки легенькую Нору и понес в спальню, задевая плечами стены, двери, и не обращая на них никакого внимания. Сейчас для него существовала только она и никто больше.
Красивое платье Норы слетело с нее легко, будто снесенная ветром осенняя паутинка.
– Алый… - Игорь не мог заставить себя отвести взгляда от ее кожи, что сияла в неярком свете настольной лампы. – Твой любимый.
– Для любимого, - ее руки легли на его плечи, притягивая и лаская одновременно.
– Я люблю тебя, Нора. Всегда люблю. Даже, если меня нет рядом. Ты знаешь. Ты точно это знаешь.
– Знаю.
Слова престали быть нужными, важными. Говорили губы, руки… Тела. Древний танец, возможно, самый первый на Земле. Его всегда танцуют двое. Пара. Мужчина и Женщина. Сливаясь друг с другом, как символы знака даосов, порождая равновесие, гармонию и новую жизнь. Новую искру души и мысли.
Они пропустили полночь, бой Кремлевских курантов, салют. Вряд ли кто-то из них понимал, что происходит вокруг. Спустя долгое время, когда они обрели способность дышать, мыслить и говорить, Игорь рассказал Норе о Елисееве. Она долго молчала…
– Нора, - Игорь обнимал ее крепко, боясь отпустить даже на секунду. – Скажи что-нибудь. Не молчи.
– Тебе очень идет этот шрам. Я его люблю. А еще твой запах, звук твоего голоса, твои словечки и то, как ты думаешь. Я люблю смотреть, как ты ешь, как ты читаешь. Люблю, как ты поешь, и люблю петь вместе с тобой. Наверно я родилась с этой любовью, Игорь. Меня еще не было, а любовь уже была. Это моя жизнь. Я так живу. Всегда так жила. Сначала я ждала тебя, а потом ты пришел и … Я буду любить Пашу, но только потому, что он вернул тебя мне.