Знамение времени - Убийство Андрея Ющинского и дело Бейлиса (Впечатления Киевского процесса)
Шрифт:
– Да нет, господин прокурор, я не то говорю!..-в отчаянии заявляет Наконечный.
– Что же вы утверждаете?
– Я утверждаю, что если бы Бейлис схватил среди белого дня на глазах детей Андрюшу Ющинского и потащил бы его в печь, - об этом бы мы все знали сейчас же... Да этого и не могло быть, господин прокурор, так как дети на мяле последний раз катались года три тому назад, т. е., по меньшей мере, месяцев за пять до убийства Андрюши...
– Как так?
– Очень просто!.. Я все время добивался, чтобы обратили внимание на то обстоятельство, что ранее в усадьбу Зайцева легко могли проникать дети в лазейки забора, забор был старый и во многих местах не хватало по три, по четыре доски,
В зале создается крайне напряженное настроение...
– А ваша дочь показывает совсем другое...
– Знаю, знаю, господин прокурор, ее спутали... Ей было двенадцать лет, когда ее допрашивали Ее спрашивали - ты каталась с Андрюшей на мяле?
– Каталась!..
"И верно... Она много раз каталась, бывало в день по несколько раз каталась, и я сам их катал... Да когда, вот вопрос? Тогда, господин прокурор, когда Андрюша еще жил здесь - это во-первых, - а это было давно, а потом она могла с ним кататься только до того времени, когда поставили забор, а забор поставили еще в 1910 году. Я и плотника отыскал, который его делал, да спросите на всю улицу - все вам то же самое скажут... {55} Но, очевидно, здесь не очень-то расположены спрашивать "всю улицу", так как один этот местный старожил, проживший на этой окраине двадцать пять лет и, конечно, прекрасно знающий всю подноготную местных жителей, причинил столько ужасных хлопот... Гражданские истцы - эти высокомудрые люди, вызвавшие такого великолепного свидетеля для оправдания Бейлиса, - принимают всевозможные обходные движения, чтобы хоть как-нибудь умалить грандиозное впечатление от показаний этого свидетеля, но нет, ничто не помогает: силу совести, силу правды нельзя ничем умалить...
Даже юнейший из истцов, господин Дурасевич, и тот не мог облегчить тяжелое положение г.г. обвинителей.
Он гордо бросил один, - только один, - вопрос, который, очевидно, должен был разъяснить все, но не успел еще Наконечный промолвить слово, как председатель заявил:
– Да ведь свидетель уже несколько раз говорил, что он этого не знает..
Господин Дурасевич гордо поднялся, выпрямился, несколько склонил набок голову, окинул уничтожающим взглядом председателя и весь чиновный угол и медленно опустился на стул...
– Не понимают!.. Где им?..
И он снова погрузился в пределы полного и глубокого отдохновения от всякой мысли...
XXI.
Вера Чеберяк среди свидетелей.
Совершенно неожиданно предстал пред судом новый штрих из вырисовывающегося портрета героини этой трагедии, Веры Чеберяк, и опять этому помогли - да благословит их небо!
– гражданские истцы. Это они вызвали свидетельницу Чеховскую... Простая женщина взволнованная входит в зал заседания суда, и не успел еще председатель задать ей вопрос, как она, точно боясь, что ей не дадут сказать, скороговоркой заявляет суду:
– Двадцать пятого числа сама слышала, как Чеберячка подучала мальчика Заруцкого говорить, что Бейлис утащил {56} Андрюшу, а они двое - он да Женя Чеберяк - еле вырвались из его рук и убежали...
– Постойте, постойте, когда, где это было?..
– Было, было, сама слышала, не буду таить, сама слышала, и мальчик ей сказал: - не буду этого говорить, а скажу правду суду: ходили воровать дрова, а нас рабочий прогнал, а Бейлис никуда нас не тащил...
– Да где это было?..
– Было, было, в свидетельской комнате было, сама слышала... Мальчик потом всем говорил, и свидетелям, и городовым, он вам сам расскажет, вот вы спросите его...
Гражданские истцы разводят руками, ничего не спрашивают вызванную имя свидетельницу... Ее оставляют в зале заседания суда.
Если этот факт действительно подтвердится (Впоследствии все это действительно подтвердилось.), то, несомненно, будет ясно, что Чеберячка не теряет времени, а работает крайне энергично, никому не давая ни отдыха, ни срока, не стесняясь ни местом, ни временем.
– Для чего же вы вызваны сюда?
– наконец, спрашивает прокурор свидетельницу Чеховскую.
– О матери Андрюши рассказать!..
– А сами рассказываете о Вере Чеберяк!..
– Сама слышала, сама слышала, правды не утаю, все скажу...
– и она опять готова была повторить, этот, так ошеломивший ее, разговор ребенка с Чеберяковой.
XXII.
Таинственный прохожий.
Свидетель Ященко рассказывает, что именно 12 марта он, идя на работу, остановился за своей надобностью в канаве, из которой видна дорога - это было утром, часов в семь, и видел, как прошел мимо него какой-то человек в черном пальто, кашнэ, бритый, в калошах, порядочно одетый..., Поднялся дальше... Смотрю, он тоже по-над горой идет и прямо ушел в лес... Я еще подумал: как странно, так рано и человек, хорошо одетый, ранней весной ушел прямо в {57} лес... А когда стал читать в газетах, что мальчик пропал я все это вспомнил, люди узнали, что я видел какого-то человека, проходившего близ места, где нашли труп, стали, расспрашивать... А потом ко мне стали сыщики приходить, допрос снимать, а потом позвали и говорят: мы тебе покажем одного человечка - не он ли это будет? На месте показывали - признать я не мог, лица не видел, а пальто подходящее...
– Кого же вам показывали?..
– Луку какого-то...
– Луку Приходько?.. Лука Приходько, расскажите нам, как вас показывали...
– Когда меня арестовали, меня обрили, усы нафабрили колечками и почернили... затылок взъерошили... волосы, подстригли и тоже покрасили... Я говорю: ваше благородие, что это вы делаете со мной?
– Ничего, - говорит, нужно...
– Я стал плакать. А мне и говорят: не смей плакать, слезы твои грим попортят, размочат...
Гражданские истцы невероятно обрушиваются на полицию, словно забывая, что решительно всегда, с незапамятных времен, так делала и делает полиция во время розысков...
– Чему собственно вы удивляетесь, г.г. Шмаков, Замысловский и иже с вами?-хотелось сказать мне.
– Ведь это и есть тот истинный порядок, который вы так твердо защищаете.
XXIII.
Фонарщик.
Как-то боком, озираясь, входит, скорей низкого, чем среднего роста, всклокоченный человек, бедно одетый. Нерешительно озирается он и после некоторого раздумья начинает рассказывать то, что знает...
– Что знаю?.. Да вот видел я Андрюшу Ющинского с Женей Чеберяк утром 12-го марта, когда его убили...
– Свидетель, расскажите нам все подробно, как это было...
– Как это было... Очень даже просто... Шел я по улице, утром, птичек ловить шел... Щеглов мы ловим... Смотрю: стоят они, да еще какой-то мальчик... Андрюша меня по спине шутейно ударил и даже вспрыгнул на меня... А я его {58} обругал... "ах ты, говорю, байстрюк", право-слово, ваше бро-дие, так его обругал, покойника, истинно так обругал... И пошел дальше...
– А что в руках у него было?..
– Баночка с черным порохом... Они с Женей любители были взрывы делать... Вот я ушел... А потом слышу - нашли Андрюшу убитым.
– Ну, думаем, знаем чьих рук это дело... Только молчать надыть... Не ввязываться... Убьют... Я и молчал... А потом вот как-то сказал, с тех пор мае и житья нет... Боюсь я говорить вам...