Золотая медаль (пер. Л.Б.Овсянникова)
Шрифт:
— Никого нет, Юля. А очарованные богатыри спят. Крепко спят…
Он взволнованно замолк, будто растерял все слова, которые хотел сказать Юле.
Молчала и Юля. Оба прислушивались к лесной тишине, будто она таила в себе все невысказанное.
Неожиданное резкое стрекотание словно разбудило их.
— Ой! — вскрикнула Юля.
— Это — сорока, — засмеялся Виктор. — Вот проклятая душа!
— Сейчас на ее крик кто-то сюда придет…
— А ты не хочешь, чтобы сюда пришли?
— Зачем ты спрашиваешь? Не хочу… Хочу быть с тобой, Витя.
— Может,
Они молчали, прислонившись друг к другу. Комочки пушистого снега падали на них с березы.
Потом Виктор прошептал:
— Как хорошо!
— Что хорошо?
— Что ты есть в мире… что ты — Юля… И мне становится страшно, сердце больно сжимается, как подумаю, что скоро мы с тобой расстанемся.
Юля прижалась к Виктору.
— Не хочу!.. Витюсь! Хороший мой… Осенью я пойду в университет… И ты со мной. Как было бы чудесно! Как бы это было… Мы бы сидели рядом на лекциях, вместе готовились бы к экзаменам. Вместе закончили бы университет, а тогда поехали бы работать куда-то далеко, например — на Урал. Я преподавала бы историю, а ты… на заводе.
— Да, да, заводы там, на Урале, — мечтательно промолвил Виктор. — Можно и в Магнитогорск…
— Ну вот, видишь. Мы работали бы в одном городе. Подумай — всю жизнь, всю жизнь мы были бы вместе! Разве это не счастье — вместе работать, совещаться друг с другом, поверять друг другу все свои мысли, даже такие, что никому бы не сказал о них — самые заветные свои мысли. А вдвоем мечтать! Витюсь!
— Юля, ты просто меня мучаешь… Ты такие картины рисуешь, что у меня перехватывает дыхание. Но как же с моей мечтой? С моими планами?
— С твоими планами… Я знаю, ты — упрямый… Настойчивый. Что задумал — не отступишь… Но разве нельзя соединить твои планы…
— С любовью?
— Витя, неужели ты смеешься?
— Ну, как тебе не стыдно? Это совсем не смешно, Юленька. Мне вспомнилось, как ты говорила, что наши чувства надо беречь.
— Беречь, Витюсь, так как это дорогое сокровище.
— Вот я и думаю: разве тогда, когда я буду работать на заводе, а ты будешь учиться в университете… разве тогда мы не сохраним нашей любви, нашей дружбы? А может, в университете встретится тебе кто-то…
— Витя!..
— Хорошо, не буду, Юля!
И они снова целовались, не замечая, что с березы посыпалась целая снежная туча. Ее сбила рыжая белка, которая изумленно поблескивала на них глазками, не понимая, что делают здесь эти двое неизвестных…
33
Собрание партийной организации школы начались поздно вечером. Давно кончили работу многочисленные кружки, ученики разошлись, и во всей школе настала необыкновенная тишина. Только где-то на втором этаже
Эта звонкая тишина, когда каждый звук возникает неожиданно, эти пустые коридоры всегда вызывали у Юрия Юрьевича чувство неуютное и неспокойное.
Он быстро прошел длинным коридором, отворил дверь в учительскую комнату и с удовлетворением увидел, что большинство товарищей уже собралось.
Татьяна Максимовна рассказывала какой-то эпизод из своего учительствования. Возле нее примостились на диване Надежда Филипповна и Олег Денисович. Зинаида Федоровна и учитель рисования Яков Тихонович рассматривали за столом рисунки в тетради какого-то ученика. Другие учителя потихоньку разговаривали в разных уголках этой большой комнаты.
— Вот и Юрий Юрьевич, — сказала Татьяна Максимовна. — О, какой вы пришли нарядный, торжественный! Словно именинник.
— Именинник и есть! — улыбнулся старый учитель. — Для меня эти сборы — знаете, какие!?
В самом деле, для него эти сборы были необыкновенные. Классный руководитель должен был отчитываться перед партийной организацией о своем классе, о том, как десятиклассники готовятся к экзаменам на аттестат зрелости.
Успехи были высокие. Юрий Юрьевич приготовил выписки оценок, полученных его воспитанниками за последнее время, хотел рассказать о дополнительных занятиях, устраиваемых самыми учениками, чтобы помогать друг другу, о тех многочисленных организационных мероприятиях, что дадут выпускникам возможность лучше всего подготовиться к экзаменам.
Но учителя мучило какое-то непонятное неудовлетворение. Он еще раз перечитал аккуратно написанный на листке план отчета. Как будто все в порядке. Но почему не исчезает это чувство, будто он не выполнил какое-то важное поручение?
Он тихо сказал Надежд Филипповне:
— У меня почему-то вдруг появилась мысль, что я не готов к отчету. Странно!
Надежда Филипповна не успела ответить. Собрание началось, председательствующий Олег Денисович предоставил слово Юрию Юрьевичу.
Всем показалось, что старый учитель сегодня слишком долго раскладывал перед собой материалы отчета. Олег Денисович прервал паузу:
— Расскажите про ваших комсомольцев!
Юрий Юрьевич выпрямился, весело глянул на товарищей, и все увидели, что он решительным движением отодвинул в сторону и план отчета, и материалы, которые только что разложил перед собою.
Комсомольцы! Ученики! Конечно, о них прежде всего надо говорить — о бодрых, разумных, пытливых юношах и девушках, о Юле Жуковой, Викторе Перегуде, Марии Полищук… Весь десятый класс за какой-то миг промелькнул перед глазами.
— После подготовки отчета, — начал Юрий Юрьевич, — я остался удовлетворенным оценками в табелях моих десятиклассников и разными организационными мероприятиями, о которых рассказать, конечно, тоже нужно. Но вот, видите, в последнюю минуту мне хочется говорить иначе, чем я себе наметил. И отчет мой сегодня, наверное, будет не похожим на другие подобные отчеты. Я, например, хочу рассказать здесь об ученице Лиде Шепель…