Золото гуннов
Шрифт:
«И от чужого взгляда за деревьями и кустами не так заметна будет, и с землицей проще: сама ко дну оврага скатится. Все меньше мороки», — размышлял здраво да расчетливо.
С помощью топора смастерил себе из березовой жерди что-то подобное заступу. Хоть лезвие и узковато, но ничего, сойдет. Мало-помалу копать можно.
С заступом-то, помолясь Сварогу да Перуну с Велесом, поплевав на длани для пущей крепости, и приступил к трудам праведным. Чего зря время терять…
Лаз решил сделать поуже, чтобы в зимние холода было проще загораживать. А саму пещерку как можно попросторнее — не стоймя же в ней стоять. Надо не только одрину в ней поместить, но и утварь с припасами. И стол, какой-никакой, не помешает. А еще печь, чтобы лютость зимних холодов пресечь.
Поначалу землица, влажная и рыхловатая, поддавалась довольно легко. Но это поначалу. Когда же пошла глина, веками ни дождями, ни снегами с морозами не тронутая, о легкости пришлось позабыть. Тут уж ни то что заступом, топором едва справлялся. Но мало-помалу все же въедался в твердь земную. Чтобы ускорить удаление накопанной, точнее нарубленной глины, пришлось из прутьев плетушку соорудить. Дело пошло куда сподручнее.
Плетушка же в свою очередь натолкнула на мысль, что надо подобные изготовить под грибы и плоды лесные. Дело не хитрое, однако весьма нужное.
«А если меньшие влажной глинной обмазать, да высушить, да в огне костра прокалить? Не получится ли горшок… либо котел? — затеребили думки-мысли кудластую главу Ратши. — Было бы в чем и воду держать, и варево сварганить».
— Как мыслишь? — радуясь собственным мыслям. Подморгнув, спросил крутившегося у ног Черныша.
Раньше вести речи с псом не приходилось. С богами — да, но не с псом. Но то — раньше… Теперь вот довелось. Мало того, как-то незаметно такое общение, такие односторонние разговоры вошли в привычку общаться, чтобы не забыть родную речь.
Черныш ответил преданно-одобрительным взглядом глянцевито поблескивающих глаз, тыканьем в руки влажного носа, тихим потявкиванием и радостным повиливанием хвоста.
— И на том спасибо, — шутливо поблагодарил последнего друга.
Как помыслилось, так и сделалось.
В передыхах между рытьем пещерки, под вопросительно-пристальными взорами Черныша, склонявшего главу и так и этак, сплел несколько корзин разных размеров. Обмазал глиной. Выставил на просушку. Горшки получились не очень лепы на вид: толстостенны, тяжеловаты и неказисты. «То не беда, — решил, — лишь бы не треснули и не разбились. Иначе от них проку мало».
Пока к пущей радости верного пса, обожающего прогулки по лесу, занимался добычей пищи насущной да рытьем пещерки, горшки подсыхали. У некоторых стенки лопнули. Да так, что просвет образовался. У других, словно листочки жилками, покрылись мелкими трещинками. «Так и мой лик к старости покроется паучьей сетью морщин», — подумалось невзначай.
Потрескавшиеся горшки для знакомства с огнем не годились. Но не печалился. Ибо русичу грех великий в тоске-кручине пребывать. Боги того не любят. К тому же можно еще изготовить: глины и прутьев — предостаточно, голова — на плечах, руки — на месте. Докука была в том, чтобы уцелевшие не треснули при обжиге.
Призвав на помощь Сварога, сотворив молитву Семарглу, богу огня, обложил уцелевшие горшки сухой травой и ветками, развел кострище. Сначала махонькое, потом все больше и больше, чтобы пламя не только огненными языками облизало стенки горшков, но и прокалило их. Иначе какой толк.
Черныш костры терпел — тепло всем нравится. Но относился к ним, точнее к огню, с опаской. Поэтому, пока горело кострище, держался настороженно, смотрел со стороны на хозяина с немой укоризной, мол, для чего такая суета? Нам и без огня живется совсем неплохо.
Раньше Ратше промыслом горшечников заниматься как-то никогда не доводилось. Пользовался готовым. Но сказать, чтобы он не видел, как это делают другие, было бы не правдой, а кривдой. Видел. И не раз. Но одно дело видеть, и совсем другое — самому промышлять.
Однако виденное помогло. И при замесе глины, и при сушке, и при обжиге. Он дал кострищу медленно остыть. И только тогда, когда над кучкой золы уже даже дух теплый не вился, не говоря о струйках дыма, дотронулся до первого горшка. И ничего, тот не рассыпался. Боги и на этот раз не оставили Ратшу своей милостью.
«Слава Сварогу и сыну его Семарглу, — обрадовался Ратша, — есть утварь. Теперь и зима-зюзя с ее морозами и метелями не так будет страшна».
Настроение Ратши передалось и Чернышу. Тот, хоть ничего и не понял, но подошел к хозяину и ласково потерся о его ногу. Это, по-видимому, а также повиливание хвостом, должно было означать, что он, верный пес, полностью одобряет действия своего благодетеля и, конечно же, разделяет его радость.
К тому времени, когда все чаще и чаще стали разверзаться хляби небесные, и дожди, напоив землю, утомленную солнцем, истощенную всякой всячиной, сосущей из нее соки, чтобы самим дать плоды, наводили тоску-кручину, пещерка была выкопана. Ее стены и своды не только умащены водой и заглажены мозолистыми дланями Ратши, но и обожжены кострами, чтобы не было обвалов и осыпаний, чтобы гнили-плесени не завелось.
У одной из стен из жердей и толстого слоя высушенных трав на монолитном глиняном выступе сооружен лежак — для отдыха Ратше и Чернышу, любившему прикорнуть у ног хозяина. Мать Сыра-Земля сынам своим и дочерям конечно же силы придает. Но она их и забирает, кто позволяет себе быть с ней легкомысленным, почивать на голом ложе. Потому и сооружен лежак из жердей, тонких веточек да сухих пахучих трав.
У другой — на подобном выступе в ряд выстроились плетушки и корзинки, горшки и котлы. С плетеными из прутьев крышками и без них. Одни были уже доверху заполнены лесными ягодами да плодами, другие — еще пустые. Из одного же горшка свежим медовым запахом тянуло — довелось Ратше борть разыскать, да соты с медом у пчелок отобрать. Не все, только половину. Пчелкам тоже мед нужен. Иначе вымрут.
Стола Ратша еще не изготовил. С одним топором много не намастеришь. Да и времени на все не хватало. Ведь не только рытьем пещерки да изготовлением горшков и корзин надо было заниматься, но и о снеди насущной каждый день промышлять, и о припасах на долгую зиму не забывать. И на все нужно время и время… А время — это такая хитрая штука: оно вроде бы и есть, и бесконечно, но и тут же всегда его не хватает! Причем, в тот момент, когда оно особенно важно и необходимо.
Поэтому вместо стола просто у задней стенки, поближе к изголовью одра, также был оставлен выступ. На нем стояли горшки для воды и под варево. А также свеча из воска. Затеплил — и тьмы не станет. Здесь же можно было и поснедничать — места Ратше хватало. А Чернышу — уже нет. Но Черныш не в счет: и с пола кость подберет, не побрезгует — чай, ни гуннский вождь, ни сурожский гость.