Золото гуннов
Шрифт:
Сплошных боров тут не было, хотя степные просторы то и дело пестрели перелесками, рощами да дубравами. Отличное место как для туров, так и для охоты на них. И отличное место для засады.
Приведя отряд к речке Каменке, Ратша разбил его на тройки и наказал скрытно искать присутствие воев Мундцука по всей округе на расстоянии полупоприща от Каменки.
— При обнаружении двое остаются наблюдать, а третий скачет с сообщением ко мне. Себя никоим образом не выказывать! — строго-настрого приказал он.
Сутки ушли на поиски. И только к середине вторых поступили вести, что вои Мундцука обнаружены на окраине одной
— Особо не таятся, но и на открытое место появляться не спешат, — доложили разведчики. — Явно чего-то ждут… или кого-то…
— Не спугнуть! — повторил наказ Ратша и стал собирать свои тройки к месту расположения злыдней.
Засаду против засады было решено учинить в двух местах: в соседних рощах, одесно и ошуюю от засады Мундцука.
— С какой бы стороны они не попытались напасть на Ругила и его людей, — пояснил свой замысел Ратша, — мы всегда сможем их опередить и помешать свершению злодейства. Понятно?
Вои молча потрясли копьями в знак согласия со своим вожаком. К чему тратиться на слова, когда и без них все ясно и понятно.
— Теперь будем ждать. И быть наготове ко всему, — прежде чем разделить отряд на две смешанные из русов и гуннов части и скрытно развести на намеченные места, дал последнее наставление Ратша.
Ждать и догонять — самое томительное и неблагодарное дело. Особенно, когда вокруг столько соблазнов. Но вторая часть дела — догонять — была разрешена, осталось разрешить первую. И разрешить ее предстояло также успешно, как уже исполненную. Можно лучше, но никак не хуже. Это понимал не только Ратша, но и все вои, пробравшиеся с ним на Каменку.
О том, что охотники, наконец, прибыли и приступили к гону зверя, сообщили глухой отдаленный топот множества лошадей, невнятный гомон десятков, если не сотен людей, совершающих загон тура, звуки охотничьих рогов, надрывный песий лай.
— Смотреть во все глаза, — напомнил своему полуотряду Ратша, — и быть готовыми. Вот-вот все начнется… Не зевать, Перун вас зашиби! Не дай бог, что с Ругилом случится — не сносить тогда всем головы.
Охота продолжалась весь день. Охотящиеся то приближались к месту засад, то удалялись от них. Иногда проскакивали мимо, то гоня, то теряя в бесчисленных складках оврагов и яруг очередного зверя.
— Нам бы к ним, — шептались русы, нервно похаживая вокруг застоявшихся коней. — Мы бы показали… как брать быка за рога!
Ох, не терпелось русам, ох, как чесались у них длани от вида охоты! Ох, тяжело им было быть без горячего дела, сидя в засаде против засады! И только гунны, восседая на своих терпеливых комонях, были внешне безучастны к происходящему. Умели степные наездники, в отличие от эмоциональных русов, скрывать за бесчисленными шрамами ликов свои мысли и чувства.
Иные мысли мучили Ратшу. «Как бы псы не учуяли нас — тревожился он. — Сорвут ненароком, приведя сюда охотников, все наши задумки». И просил богов сделать так, чтобы псы обходили нужные рощи стороной, не мешали, не путались под ногами. Боги вняли мольбам Ратши — собаки так и не почувствовали присутствие посторонних людей, взяв след зверя, а рощи, скрывавшие Ратшу и его людей, обходили стороной.
Под вечер, когда богиня ночи Морена только-только начинала вынимать ночное покрывало из алого сундука дочери Мерцаны и затягивать им небесный свод, а сама Мерцана — в небесной конюшне менять белых коней Световида
— Приготовиться! — подал команду Ратша. — Сейчас должно все произойти. Или, клянусь Сварогом, я ничего не понимаю в хитростях Мундцука.
И не успел он окончить речь, как бешеным наметом от темной рощи выскочило десятка полтора всадников, кинувшихся наперерез Ругилу.
Вот-вот полетят стрелы в Ругила и его нукеров, неся верную смерть на остриях железных жал.
— Вперед! — крикнул Ратша и повел свою дюжину встречь воям Мундцука, стараясь прикрыть Ругила.
И хоть расстояние между группами сокращалось стремительно, нападавшие от злого умысла отказываться не собирались. По команде своего старшего они разом пустили стрелы целясь в Ругила. И быть бы хану мертвым, если бы верные нукеры не прикрыли его своими телами, а он сам вовремя не поднял свечкой коня, в которого и угодили стрелы, пущенные в него. Конь Ругила, жалобно заржав, упал на землю, едва не придавив собой всадника. Однако сын великого хана остался жив, вовремя вынув ноги из стремени. Куда хуже пришлось его нукерам: трое из пяти были выбиты стрелами из седел. Их тела, нелепо кособочась, сползли с лошадиных крупов. И только кожаные стремена удерживали от полного падения на землю.
Впрочем, все это Ратша увидел только краем глаза, ибо перед ним стояла иная цель: покарать ворога раньше, чем тот сможет довести свой злой умысел до конца. Не успели противники Ругила пустить в него по второй стреле, как сами были либо поражены стрелами воев Ратши, либо смяты и пленены как воями Ратши, находившимися с ним, так и другой дюжиной, во весь опор спешившей к месту событий.
Если люди, живые, раненые и сраженные, сбились в тесную кучу, то поднятый с лежбища и гонимый Ругилом тур, благодаря стычке людей, остался жив и благополучно покинул долину Каменки, обретя спасение в ближайшей роще. Будет, будет кому продлить род могучих животных, которым и волчья стая, что рой комаров.
Так уж случилось, что и вожак нападавших именем Савир, сын хана союзного гуннам племени угров и лучший друг Мундцука, остался жив, хоть и был ранен стрелой. Видно дух неба Тэнгри позаботился о том, чтобы именно он дал ответ на вопросы Ругила.
— Собрать свои и вражьи стрелы, — повелел Ратша, как только оставшиеся в живых вороги были крепко связаны, а Ругил находился в безопасности. — Свои еще нам пригодятся, а вражьи должны быть представлены на суд. Да поживее, а то совсем темно станет…
Несколько воев-русов кинулись исполнять повеление Ратши, а гунны, добив тяжко раненых сородичей из противной стороны и угров Савира, сгрудились вокруг Ругила, решившего учинить допрос братову наперснику.
— Что же это ты, Савир, попутал меня с туром? — с ехидцей, больше присущей ромеям либо римлянам, чем гуннам, спросил он друга Мундцука. — Либо в темноте плохо видеть стал?.. Либо нюх потерял?..
Но тот, как стоял с опущенной главой и связанными за спиной в локтях руками, так и продолжал стоять, словно не слыша вопроса.