Золото и мишура
Шрифт:
— Дэвид Левин прислал мне письмо с прошением о своей отставке, — резко сказала она. — Тебе что-нибудь известно об этом?
Опустившись на один из стульев, стоявших перед столом, Арчер пожал плечами.
— И что же он говорит в этом письме?
— Немного. Называет причиной плохое здоровье, а это попросту глупо, потому что у него отличное здоровье. Я специально разговаривала с его врачом. Но я подозреваю тебя. Через пять дней, как ты приступил к работе, Дэвид подал в отставку. У вас была с ним стычка?
— Да. Я
— Конечно, ты прав. Я знаю, что Дэвид не годится для газеты. Иногда я даже думаю, что таким образом он пытается отомстить мне.
— За то, что ты не стала его женой, миссис Дэвид Левин?
— Да. Но, Арчер, разве нельзя было хоть немного подождать? Пять дней! Подождал хотя бы неделю, прежде чем наезжать на редактора газеты. Ты нагрубил ему?
— Почему ты так думаешь?
— Потому что в своем письме он очень лаконичен.
Арчер чуть поколебался.
— Да, пожалуй, я был груб.
— В таком случае я хочу, чтобы ты перед ним извинился. Дэвид — очень милый человек, я знаю его почти всю свою жизнь и не хочу, чтобы мой родной сын причинял ему боль, вне зависимости от того, как он руководит газетой.
Арчер вновь пожал плечами.
— Я напишу ему письмо, — сказал он.
— А я положу ему приличную пенсию. Вопрос в другом: кого я поставлю на его место?
Арчер подался вперед.
— А почему бы не меня? — тихо сказал он.
— Не смеши меня. Ты там не проработал и недели. Мне же необходим такой человек, за плечами которого имелся бы опыт работы.
Арчер взвился со стула.
— Мамочка, ну пожалуйста, разреши мне! Я ничего в жизни так не хотел! Я сделаю газету совершенно иной, вот увидишь! У меня есть идеи…
— Арчер, не глупи!
— Я совершенно серьезен! Ты ведь столько денег потеряла на этой газете, почему бы не дать мне шанс сделать наоборот? Худшее, что я смогу натворить, будет не хуже того, что сделал Дэвид. Но я верю, что смогу сделать настоящую газету!
— Неужели ты не понимаешь? Если я передам тебе газету, все вокруг скажут: «Даже тут он не обошелся без мамочкиной поддержки».
—
Эмма внимательно посмотрела в глаза сыну.
— Что ж, — после паузы произнесла она, — насколько я понимаю, теперь ты не боишься меня, не так ли?
Арчер не сразу нашелся, что ответить.
— Да, думаю, что не боюсь.
Эмма побарабанила пальцами по столешнице.
— Ладно, бери газету. Я буду тебе платить столько же, сколько получал Дэвид — десять тысяч в год.
— Йа-ахо! — заверещал Арчер, обежал вокруг стола и схватил мать в объятия. — Спасибо, мамуля, ты никогда не пожалеешь об этом!
— Постарайся не разочаровать меня, — сказала Эмма. — Я очень в тебя верю, дорогой. Сделай так, чтобы я могла тобой гордиться.
— Я сделаю, вот увидишь! — И он чуть не вприпрыжку помчался к двери.
— Арчер!
— Да?
— Ты мне еще не сказал, кого собираешься пригласить завтра вечером на прием по случаю замужества Стар.
Он взялся за дверную ручку, некоторое время поколебался.
— И кроме того, — продолжала Эмма, — мистер Болленберг прислал мне чек на восемьсот долларов. Похоже, что, пока я была в отъезде, ты развлекался дома с какой-то леди и для вас двоих выписал целый оркестр. Кан До сообщил мне, что леди, о которой идет речь — Арабелла Доусон. Правда?
Арчер улыбнулся.
— Ты ничего не пропустишь. Да, правда. И я пригласил Арабеллу на бал завтра вечером.
— Она согласилась?
— Да.
Эмма нахмурилась.
— Что происходит? Лоретта Доусон завтра вечером тоже устраивает у себя бал и переманила к себе половину моих гостей. Эта глупая корова пытается переплюнуть меня, как будто меня это очень волнует. Но почему, не могу понять, ее дочь согласилась прийти в наш дом?
— Потому что влюблена в меня. Я же говорил тебе, что возьмусь за Слейда Доусона.
И прежде чем она успела задать еще какой-нибудь вопрос, он выскочил из кабинета.
— Миссис Леланд Стэнфорд, Мэри Крокер, Феба Херст. Все они придут завтра вечером, Нелли. — Лоретта Доусон так и сияла, глядя в зеркало в своей битком набитой мебелью спальне. Перед Лореттой на четвереньках ползала ее австралийка-служанка, подшивая низ бального, цвета слоновой кости платья. — Какой триумф! Лучшие дамы Сан-Франциско предпочли мой дом дому Эммы Коллингвуд. Боже мой, какое счастье! Ой! Ты уколола меня иглой, сука неуклюжая!