Золото и мишура
Шрифт:
Дэвид очень даже хорошо мог себе это представить. После того как в Буэнос-Айресе он впервые познал радости секса, Дэвид испытывал неутолимый зуд. Ну а поскольку так называемых «порядочных женщин» было совсем мало, его вполне устраивали и шлюхи.
О, что подумали бы его респектабельные папа и мама, узнай они у себя в Лондоне про похождения своего сына! Дэвид на секунду представил себе это и содрогнулся. Он заставлял себя напрочь забыть о своей жизни под родительской крышей. От викторианского Лондона этот Сан-Франциско был
— Пришла вас порадовать, — с порога заявила Зита, входя в спальню Эммы.
— Не томите, — попросила Эмма, усаживаясь в постели.
Стоял холодный декабрьский день. В окно хорошо был виден туман, колыхавшийся, словно саван, над городом. Эмма повесила на окна спальни красивые шелковые голубые шторы и поставила несколько цветов, но все равно комната по-прежнему выглядела пустой. Правда, остальные помещения особняка были еще более пустыми, особенно после того, как месяц назад Феликс приобрел небольшой дом у подножия Ринкон-Хилл и вместе с Зитой перебрался в свое новое жилье. Но тем не менее Зита не реже одного раза в день навещала Эмму.
— Во-первых, — сказала Зита, усаживаясь на краешке постели, — когда восемнадцатого октября в залив Сан-Франциско вошел парусник, который привез отличнейшую новость о том, что Калифорния стала теперь штатом, ваш муж тут же устроил в своем доме большое празднество. Но где была его очаровательная жена? А прекраснейшая миссис Кинсолвинг, оказывается, была наверху, в своей спальне.
— Зита, я такая огромная, как слон, и вы, как никто другой, отлично знаете, что в таком положении не принято показываться гостям.
— Дорогая вы моя Эмма, тут Сан-Франциско, а не Лондон и не Париж. Внешние правила приличия здесь вовсе не столь уж строгие — и слава Богу! Теперь — второе: три недели тому назад, точнее, четырнадцатого ноября, ваш отец вместе с вашим мужем под громкий звук фанфар открыли Торговый центр «Де Мейер и Кинсолвинг», а вы даже не были на открытии!
— Я ведь объясняю вам, что не намерена выходить из дома, пока в таком виде!
— Вы слишком жалеете себя.
— Вы обвиняете меня? Оказаться в этом жутком городе с жутким мужем, который тебя ненавидит…
— Не верю, что он ненавидит вас. По-моему, это именно вы причинили ему боль, а это — совсем другое дело! Он на самом деле добрый и великодушный. Он был чрезвычайно добр ко мне.
— Ох, Зита, я не желаю больше слышать о нем! Если он такой замечательный, то почему тогда не уделяет мне больше внимания, а вместо этого носится по всему штату?
— Понимаете ли, дорогая, ведь он раскручивает избирательную кампанию, чтобы стать губернатором.
— Не представляю, кто в здравом уме проголосует за Скотта.
— Вы очень жестоки по отношению к капитану Кинсолвингу, чего я решительно не понимаю! Вашего Арчера мне довелось видеть лишь однажды,
Эмма грустно посмотрела на Зиту.
— Если бы я только могла объяснить, почему так люблю Арчера! Каждую минуту я думаю о нем, особенно теперь, когда собираюсь родить его ребенка. То короткое время, что мы провели с ним на борту корабля… Арчер был так нежен со мной, нам было так прекрасно вдвоем… — Из глаз Эммы брызнули слезы. — Он был первым мужчиной, который сделал меня счастливой.
Зита вздохнула.
— Что ж, мне очень жаль вас. Вы — жертва любви. — Она поднялась с постели. — И все-таки я намерена порадовать вас. Раз уж вы никак не смогли выбраться и посмотреть мою лавку, расположенную под крышей Торгового центра — а дела в лавке идут, между прочим, очень даже неплохо, — я решила сделать так, чтобы Торговый центр прибыл к вам на дом.
С этими словами Зита несколько раз хлопнула в ладоши. Дверь спальни отворилась, и вошла симпатичная молодая блондинка. На ней было персикового цвета шелковое платье с такой огромной юбкой, какой Эмме еще не доводилось видеть. Слезы мгновенно высохли, и Эмма уселась в постели.
— Это Элен, одна из моих моделей, — сказала Зита. — Ну, как вам нравится это платье?
— Ох, Зита, оно просто великолепно! Но не слишком ли большая юбка?
— По самой последней парижской моде. Внизу там установлен специальный обруч из конского волоса, который называется кринолином. Продемонстрируй, Элен.
Модель, у которой прическа представляла собой массу завитых в мелкие кудряшки волос, подошла к кровати и приподняла юбку. Эмма вдруг судорожно схватила ртом воздух и прижала руку к животу.
— Что с вами, дорогая? — воскликнула Зита.
— Позовите доктора, — прошептала Эмма. — Думаю, что мой ребеночек собирается… — Она вскрикнула, не докончив фразы.
— Скорее! — крикнула Зита, обращаясь к своей модели. — Пусть кто-нибудь из слуг приведет сюда доктора Грея!
Как только Элен выскочила из комнаты, Зита подбежала и взяла Эмму за руку.
— Держитесь за мою руку.
— Больно…
— Да, это ужасно, я знаю. Но скоро это закончится, и появится ваш долгожданный ребенок…
— Я… о-ой… о Боже! — Эмма снова вскрикнула. — Кажется… уже начинается…
— Спокойно. Доктор скоро будет.
— Где Скотт? Почему он не здесь? Черт бы его побрал… о-ох! Боже…
— Ничего, ничего, крепитесь.
— Мне никогда не было так плохо.
Эмму трясло, она покрылась потом. С ванночкой и чистыми полотенцами в руках в дверях появился Кан До.
— Халосы миссис иметь лебенок. — Китаец осклабился и проворно подошел к постели. — Доктор Грей приходить совсем скора-скора. Ребенок пора! Кан До любит ребенок. У меня их три, и сделать еще многа-многа… Пока весь не выйду…