Золото Ларвезы

Орлов Антон

Один из них еще и хромал.

– Тебе лучше? – спросил его приятель, когда они умяли свои порции и растянулись на циновках в скудной тени навеса, по примеру других работников.

– Вроде да. Может, спросим у… Ну, у нашего знакомого мастера, как отремонтировать эту чертову тележку?

Словцо непонятно каковское, отметил Кречет, который свободно говорил на пяти языках и еще на трех читал без словаря. Впрочем, в Ляране чего только не услышишь.

– Далась тебе эта тележка, – фыркнул парень и перешел на сурийский. – Хотя интересный вопрос, почему ее до нас не починили? Использование

неисправных орудий труда замедляет работу, и надсмотрщик должен был сразу послать за починщиками – тут есть летучая артель, которая тем и занимается, что приводит в порядок все поломанное.

– Тогда сходим за починщиками?

– Тебе еще и голову напекло? Демоны с тобой, не хватало, чтобы я бегал за починщиками, когда это входит в обязанности Салавеш-нубы.

– Я тебе, бездельнику, язык вырву! – рявкнул надсмотрщик, который будто бы дремал под персональным балдахином, а на самом деле все слышал. – Завтра, ишачье отродье, будешь искать другую работу, а здесь чтобы духу твоего не было!

– Увы, кто-то из нас скоро и впрямь будет искать другую работу, – ухмыльнулся наглый парень. – Интересно, кто же именно?

– Я тебе, мерзавцу, всю спину плеткой исполосую, а потом рот зашью, чтобы ты понимал, с кем разговариваешь! – пригрозил Салавеш-нуба, но встать поленился.

Полуденный воздух – словно обволакивающий солнечный мед, и все движения даются с трудом. В этот час даже для того, чтобы приподнять голову, надо сделать над собой усилие. Пахнет потом, чесноком и строительным раствором, неумолимо клонит в сон, да попробуй тут усни, под ругань разозленного надсмотрщика!

– Зря вы так, – укоризненно заметил Скрипка. – Не надо баламутить, к начальству надлежит иметь почтение.

Бальзам на самолюбие Салавеш-нубы, с дальним прицелом – агентам не помешает быть на хорошем счету у местного начальства.

Поднявший бучу парень одарил его белозубой улыбкой, потом повернулся к своему приятелю:

– Давай-ка прогуляемся, а то нас тут побьют. Согласись, со мной не бывает скучно!

– Это да, – обреченно процедил второй, нетвердо поднимаясь на ноги.

– Разгильдяи, – буркнул вслед Кречет, когда возмутители спокойствия скрылись за водонапорной башней, которую только-только начали облицовывать мозаикой.

Из ночи в ночь одно и то же: знай себе шагай да ищи пропитание – не то, что в книжках, где за каждым пригорком новые приключения. Книжек у них с собой не было, зато Кем по дороге пересказывал, чего когда-то прочитал. Слушать его было страсть как интересно, и все-таки Шнырю не терпелось поскорей добраться хоть до самого распоследнего городишки: там всяко веселее, чем посреди сплошной травы вперемежку с диковинными южными перелесками, гнупи – испокон веков городской народец.

Местные поселения они обходили стороной: ежели их поймают амуши, будут сиротские косточки в пыли валяться, под дождями мокнуть, а то и косточек не останется.

От нечего делать Шнырь мечтал: вот бы о его подвигах тоже написали книжку! Вот бы ему научиться самостоятельно читать людские книжки, вот бы завести собаку… Однажды ему приснилось, что все это сбылось. Будто бы он сидит за столом, и не в изнаночной комнате, а в человеческой, перед ним лежат обгрызенные цветные карандаши и книжка-раскраска – «Сказка о том, как храбрый Шнырь от короля-самозванца с заветным амулетом убежал». И он все до последней

буковки может в ней прочитать! Уже несколько раз перечитывал, а сейчас, высунув от усердия кончик языка, раскрашивает курточку Храброго Шныря в елово-зеленый цвет. Половину домов на этой картинке он уже раскрасил, а половину еще нет. И будто бы во сне он знать не знает, что он и есть тот самый Шнырь, но так даже интересней. На столе горит лампа в виде кораблика. В комнате натоплено, на коврике дремлет белая с рыжими пятнами собака – его собака, он ее никому в обиду не даст. Занавеска задернута не до конца, за окном зимние сумерки, а на подоконнике в горшке южное растение с большими звездчатыми листьями на мохнатых стеблях. Открывается дверь, заходит женщина с кружкой, на которой нарисован компас вроде того, что есть у Кема. Вместо того чтобы завизжать при виде Шныря, она по-хорошему улыбается и говорит: «А кто пьет молоко с пенкой и вовремя ложится спать, тот обязательно поступит в Магическую Академию!»

Тут он проснулся. Открыл глаза – и зажмурился: сквозь листву кустарника солнце вовсю палит-светит, без слез не глянешь. Эх, сливок бы… Не отказался бы и от молока с пенкой, но где ж его взять наяву?

Потом ему нет-нет, да вспоминалось это чудное сновидение: вот бы в таком хорошем сне насовсем остаться!

Когда в следующий раз попалось на глаза растение, которое стояло на окне в приснившейся комнате, спросил у Кема, как оно зовется. Тот даже это знал: если по-научному, магнафария клофероза обыкновенная, а люди, которые в Ларвезе и Овдабе для красоты ее заводят, называют звездолянкой лапчатой.

На другую ночь после этого амулетчик заподозрил слежку. Никого они не видели, но артефакты сигналили о присутствии волшебного народца кроме Шныря. Ну, так ведь это Исшода, народца здесь пруд пруди… На следующую ночь повторилось то же самое. Глазастый гнупи углядел таки, кто за ними увязался: всего-навсего стайка сойгрунов. И чего такого, сойгруны любопытные, а что не пристают и не требуют откупных браслетов – так это, небось, или те самые, которых он в прошлый раз «воином Света» застращал, или ихние знакомцы.

Кем сказал, что ему все это не нравится. Хотя с чего бы кому-то за ними гоняться – они же в Исшоде никого не трогали, никому дорогу не перешли.

Этих стрекоз называют «посланницами ночи»: они темно-синие с переливами, длинные слюдяные крылья отливают мерцающей синевой – как будто они тайком, пока все спят, купаются в звездном свете и забирают его отблески с собой в полуденный мир.

Стрекоза сидела у Хантре на руке. Сколько раз их видел, но только сейчас заметил, какие они красивые. Или даже не так: замечал-то и раньше, но не обращал внимания. В первый раз обратил. Одна из тех перемен, которые произошли с ним после танца Хеледики в Мерханде.

Весной было не до того. Сначала «Пьяный перевал», затем переворот, катакомбы, подготовка диверсии. Потом его настигло то, что можно определить емким народным выражением «сорвало чердак». Когда снова подружился с головой – поиски ларвезийских денег, ловушка в пещере, Несотворенный Хаос. Но теперь, после нескольких дней тяжелой физической работы, он более-менее пришел в норму – если применительно к нему можно говорить о норме – и наконец-то в полной мере осознал, что его восприятие стало другим.