Золото на крови
Шрифт:
— Куцый! Выкарабкался, сука. И лавина его не взяла.
Чуть погодя он заметил:
— А лосинную ногу он, похоже, выкинул. Котомка пуста.
Спрятав бинокль, он устало вздохнул.
— Ладно, есть он, нет его — надо идти.
И мы снова побрели вниз. Длинный пологий спуск не представлял каких-либо особых препятствий, но до ближайшего леса было еще очень далеко. А наш пресле дователь не отставал, более того, он неумолимо сокращал расстояние. Ближе к вечеру дистанция сократилась метров до трехсот. На одном из привалов Андрей снова достал бинокль. Глянув, он протянул
— Гляньте на эту рожу. Просто красавец…
Да, уголовник выглядел ужасно. Огонь слизал с его лица не только бороду и усы, но даже ресницы и брови. Почерневшие, распухшие щеки почти закрыли глаза, оставив маленькие щелочки. Куцый понял, что мы смотрим на него, и, оскалившись, поднял руку с зажатым в ней пистолетом.
— У него пистолет, — сказал я, отдавая бинокль Павлу.
Лейтенант устало скомандовал:
— Пошли.
Снова потекли часы изнуряющего марафона. Сейчас уже, правда, никто не убегал и никто не догонял. И мы, и Куцый просто шли как могли, из последних сил.
Я и Павел относились к этому соседству спокойно, а вот Андрей просто выходил из себя.
— Как же эту собаку грохнуть, а? Подождать да устроить дуэль?
— Не вздумай, — буркнул Павел. — Тоже мне, этот, как его? Ну, Пушкина убил?
— Дантес? — подсказал я в перерывах между кашлем.
— Вот именно, — подтвердил Павел.
— Ну ты меня сравнил, спасибочки! — обиделся Андрей. — Вот не ожидал.
— Ладно, это я так, — осознал свою ошибку Павел, а потом предложил: — Да отсыпь ты ему нашего золота, пусть подавится. Хоть горсточку.
Андрей странно взглянул на него, потом на меня. Подув на замерзшие руки, он развязал рюкзак и вытащил один из мешков с золотом. Взвесив его в руках, он бросил его на тропу.
— Ты прав, пусть подавится. Он ведь о нем так мечтает.
Через полчаса мы наблюдали в бинокль, как Куцый развязывает наш мешок, потом долго и тщательно завязывает его и бережно кладет в свой рюкзак.
— Доволен, — заметил Павел.
— Ну, это ненадолго, — отозвался Андрей.
Действительно, вскоре Куцый начал заметно отставать. Двенадцать килограммов золота за плечами, может, и доставили ему моральную радость, но отнюдь не прибавили сил.
К вечеру мы увидели совсем близко темную полосу леса. Мы невольно ускорили шаг. Желание встретить ночь в лесу, с костром словно подстегнуло нас. Уже в синих сумерках мы вошли в тайгу. Это было такое счастье, услышать над головой шум ветра в кронах.
Пока мужики валили сухую ель, я все оглядывался в сторону, откуда мы пришли. Но бинокль не помогал, темнота скрыла нашего преследователя. Эту проклятую ель Павел и Андрей рубили целую вечность. Казалось, что топор затупился и просто отскакивал от ствола, настолько вымотались мужики. Раза три они передавали топор друг другу, хотя каждый раньше мог свалить такую елку за три удара. Наконец она поддалась. Через час мы пили настоящий горячий чай, да еще и с медом. Первый глоток этого восхитительного напитка я воспринял как самое большое счастье в своей короткой жизни. Огненный шар, прокатившись по пищеводу, разлился по всему телу божественным жаром, а тепло костра создало
Рядом блаженствовали мужики. Андрей даже постанывал от наслаждения после каждого глотка. Впрочем, время от времени он оборачивался в сторону гор и с беспокойством прислушивался. Луны той ночью не было, она взошла лишь под утро, но скрип снега под ногами человека слышно было издалека. Несмотря на тревогу и холод, мы быстро уснули. Слишком уж вымотались за эти двое суток. Среди ночи я часто просыпался от душившего меня кашля, поправлял нодью, подкидывал дров и снова проваливался в беспамятство сна.
Утром Павел первым делом убежал за дровами, и вскоре я услышал равномерный стук топора. Ну, а Лейтенант взялся за бинокль и долго разглядывал пройденный нами склон с еще видимой строчкой наших следов. Потом он опустил бинокль ниже, вздрогнул и издал какой-то сдавленный возглас.
— Ты что? — удивился я.
Но Андрей, не отвечая, торопливо пошел в ту сторону, откуда мы пришли. Я увидел лишь что-то черное, торчащее из снега, над этим и склонился Лейтенант.
Вернулся он минут через десять, бросил к костру знакомый мешок с золотом.
— Так и не расстался с ним, не смог выбросить… — сказал Андрей.
Подошел Павел.
— Это что? Это Куцего? — спросил он, бросая сушняк и кивая на золото.
— Да. Буквально сто метров не дошел до нашего костра. Кроме золота, в рюкзаке только старые портянки.
Затем он вынул из кармана пистолет, я понял, что это тот самый, которым Куцый грозил нам. Андрей нажал на защелку, и обойма продемонстрировала свое пустое нутро.
— Вот пес, а! — выругался Андрей. — А ведь до последнего все грозил…
Странно, но смерть последнего и самого упорного из наших преследователей я воспринял даже с некоторым сожалением.
Павел развел костер. Я вспоминал, как два с лишним месяца назад мы не смогли развести огонь под дождем. Сейчас для нас таких трудностей не существовало. Я впитывал буквально каждую молекулу тепла. Мысли были заняты одним, я хотел согреться, почувствовать обжигающий жар бани или неистовую щедрость июльского светила. Кружка крепкого чая согрела меня и взбодрила. В который раз мы помянули добрым словом деда Игната. Так что в путь я выступил вполне бодренько. Но уже через час просто уселся на снег. Кашель задушил меня окончательно. В груди играл небольшой орган, такие свисты и хрипы доносились не только до моих, но и до чужих ушей.
— Все, мужики, — заявил я, чуть отдышавшись. — Не могу я больше идти. Бросьте меня здесь, пусть лучше я один… как Куцый… чем все…
Павел и Андрей переглянулись.
— Юр, не глупи. Тут немного осталось, всего-то часа два пути, и выйдем к реке. А там и жилье близко.
Я помотал головой.
— Не могу. Сил больше нет… ноги не идут… как ватные.
Павел молча отдал Лейтенанту свой рюкзак, силком поставил меня на ноги, а затем подсел и закинул мое немощное, но еще очень даже увесистое тело себе на плечи. Я успел заметить изумленный взгляд Андрея, а затем мерно закачался в такт шагам Павла, видя только снег да огромные сапоги, доставшиеся Павлу от Жеребы.