Золото Советского Союза: назад в 1975. Книга 2
Шрифт:
— Искали, не без того. Один раз дружок мой монету на огороде нашёл. Землю вскапывал, попалась в руки.
— Что за монета? — как можно равнодушнее спросил я.
— Царская. В музей её отнесли. Минька потом хвастал, что она золотая оказалась.
— Эх вы. Надо было ещё на том огороде покопать, глядишь, ещё бы чего нашли.
— Самый умный? Да мы там всё перепахали опосля того.
— Пусто?
— Пусто. Батя Минькин только посмеивался и советы давал, где ещё покопать можно. В основном целину. Мы ему три пня выкорчевали, пока сообразили, что он нас как бесплатную рабсилу
— Ай, да батя! Где этот огород находился, показать сможешь?
— Не знаю. Посмотреть надо.
— Ну ладно, бывай! Придём к тебе, как выпишешься. Да завязывай с алкоголем.
Выйдя из больницы, мы прошлись по ближним магазинам и киоскам, собрали передачку для бедового Андрюхи: яблок, папирос, печенья. В бакалее взяли банку сгущёнки, подумали, и взяли вторую. Посетителей уже не пускали, но мы за шоколадку упросили регистраторшу передать наш свёрток в шестую палату.
— Как думаешь, не зря мы время потратили на него? — спросил я Лёху на обратном пути.
— Интересный тип. Надо будет ещё к нему наведаться.
— Наведаемся. Глядишь, он нас выведет на настоящий клад.
— Ты был прав, надо по дворам ещё походить.
— Нужна правдоподобная легенда, чтобы нас хозяева запускали. А то вместо золота всех местных собак на себя соберём.
Глава 7
После хлопотного дня мы надеялись на спокойный вечер в общаге. Нам ещё к семинару готовиться по Древней Греции. Ага, подготовились одни такие. Общага воняла дихлофосом. Это раз. Общага гудела. Это два. Возможно, второе исходило из первого. Надышались, бедолаги. Если уж тут к вечеру морилка так воняет, то что было чуть раньше? Рай токсикомана.
Мы тихо проскользнули наверх мимо завёрнутых в простыни студентов, а-ля древние греки. Греки явно отирались на входе не просто так. Зачем они это делали, проверять на себе не хотелось. Поэтому мы бегом поднялись к себе, и выдохнули только когда шумы остались где-то далеко внизу.
Я поставил вариться сгущёнку, после эклеров я вспомнил, как любил её в детстве с корочкой хлеба. Поскольку варёной мы не нашли, взяли обычной. Состав, прописанный на этикетке: сахар, молоко, — вызывал слюноотделение. Хрен такого в наши дни найдёшь. А если и найдёшь, ещё не факт, что внутри окажется честная сгуха, а не очередная несъедобная хрень. Сколько же мы её раньше варили? Часа два? Или три? Ладно, потерплю. Как раз перед сном и попьём чайку.
На ужин мы нажарили пельменей «Русских» из картонной красной коробки — быстро и вкусно. Даже то, что половина их слиплась, не испортило удовольствия. Мы их просто порезали кусками да так и приготовили.
Чёрт нас дёрнул вообще выползти из комнаты. Сидели бы тихо, может и пронесло бы. Но в кухне окно было открыто ещё до нас, и запахи уже не были такими ядрёными, а в комнате мы открыли только как пришли. Дышать там пока можно было с трудом. Вот мы и решили ужинать в кухне. Тишина, красота.
За нами пришли минут через двадцать. Как раз поспели пельмени, и мы даже надкусили их, чтобы убедиться, что пельмени не чета тем мясосодержащим изделиями группы Г из супермаркета. Когда
— Здесь кто-то есть. Пахнет едой, — нарисовался на пороге парень в простыне и со шваброй наперевес.
— Истину глаголишь ты, — воздев палец, ответил ему второй, тоже в странных одеяниях и вооружённый шваброй.
— Кто вы, отроки? Отчего не откликнулись на зов трубы?
— Что за зов, и почему мы должны на него откликаться? — поинтересовались мы.
— Малый Геродот, — выступил вперёд третий, лохматый парень в рваном свитере, с гусиным пером и свитком.
— Что за зверь? — вежливо поинтересовались мы, надеясь ускользнуть от игрищ молодёжи.
— Крамолу слышу я, — нахмурился гусепёрый. — Фамилии?
— Немирович и Данченко, — ляпнул Лёха, недовольный, что нас отвлекают от еды.
— Шутники? Это мы любим. В допросную их, на очную ставку.
— Подъём, — наставив на нас швабры, оживился «конвой».
Обречённо переглянувшись, мы встали. Отвертеться не удастся. Не драться же с ними. Может, чуть позже удастся сбежать.
— Dura lex, sed lex, — развёл руками парень со свитком.
— Ну зачем мы вам понадобились? — не оставляли мы попыток отговориться от сомнительных мероприятий.
— Есть сильное подозрение, дети мои, что вы первокурсники.
— Это преступление?
— А каждый первокурсник должен пройти посвящение, иначе он не может называть себя студентом-историком.
— Вы же, грешники, даже не знаете о существовании столь славной традиции нашего факультета.
— А может мы откупимся?
— Чем, чадо? Откуп господин Геродот берёт исключительно знаниями. Много ли знаний в ваших юных черепных коробках?
— Больше, чем кажется.
— Вот и проверим.
За разговором мы спустились на второй этаж и дошли до студкома. В отличие от пустующих верхних этажей, здесь кипела жизнь. Коридор был перегорожен баррикадой из нагромождения столов и стульев, стены украшали плакаты и транспаранты. На центральном была вкривь и вкось намалёвана коричневая надпись: «Геродот». Вокруг сновала молодёжь, хохотали, кого-то подначивали. Ближайший плакат оказался стенгазетой на всё ту же тему — каких-то исторических дат. Вокруг него непрерывно роились кучки студентов — красные, распаренные первокурсники методом тыка пытались угадать события и исторических деятелей. Старшаки глумились над ними и соревновались в остроумии.
Нас провели мимо всего веселья к секретарю студкома.
— Кого привели? — что-то лихорадочно дописывая, спросила высокая девушка, которую мы уже не раз встречали на просторах общаги.
Это она в компании парней покрепче проводила проверки и выявляла нарушителей. Девушку звали Оля, но никто иначе как Ольга Асатовна её не называл. Очень уж серьёзная. Лёха положил на неё глаз с первой встречи, но успеха не поимел. Крепись, друг, сейчас она тебе выпишет горькую пилюлю.
— Пара агнцев. Обнаружены на четвёртом этаже. Отбились от стада. Пытались мимикрировать под естественную среду обитания, но были уличены с поличным.