Золото Советского Союза: назад в 1975. Книга 2
Шрифт:
— Жалко, что ты его сундучок не стал выкапывать.
— Лёха, ну издеваешься или как? Без того мне хреново, даже слиток вчерашний не потрогал. А знаешь, как хотелось. Нельзя мне самому клады копать. Я вчера тебя прибить был готов, пока ты этот слиток вертел. Ненормально это, так золота желать. Сроду не испытывал к нему никакого особого интереса. А тут как этот, лысый из Толкина. Моя прелесссть. Тьфу, гадство какое. Реально проклятие это, а не дар. Вот если поедем летом на каникулы ко мне, тогда и на кладбище наведаемся. Романовский клад я бате сдал. То есть рассказал про него,
— А так, думаешь, не будет он тебя искать?
— Надеюсь, в ближайшее время ему не до меня будет. Целую усадьбу потерял. А когда одыбает, мне надо во всеоружии быть. Поэтому пойдём наводить мосты с местными жителями в лице Андрюхи.
— Но сначала на чердак?
— А, пошли на чердак.
На этот раз мы подошли к делу обстоятельно и позаботились, чтобы никто нас не застукал. Уличную дверь заперли изнутри на щеколду. Проверили, не пробрались ли внутрь враги в лице Бобылихи. Вроде как оставляли всё утром, так и лежит. Отлично. Лестницу мы на этот раз подпёрли кухонным столом для устойчивости, сняв с него клетчатую клеёнку и вытащив его на площадку. Стол был грубый, массивный, из какого-то тяжёлого дерева, покрашенного коричневой половой краской. Этот ещё сто лет простоит. На нём чечётку можно отбивать.
Люк на этот раз поддался намного легче, всего-то один раз поддели край гвоздодёром. Наверху в разгар дня было тепло и даже почти жарко. Душно. Из щелей между досок торца пробивались тонкие солнечные лучики, в которых пыль была отлично видна. Создавалось впечатление, что это такие пылевые завесы. По углам висели тенёта и паутина, в одном углу здоровенное осиное гнездо. Надеюсь, пригретые теплом осы не полезут проверять, кто к ним в гости зашёл.
Мы заглянули в буфет. Сумка на месте. А вокруг оказалось ещё дофига разнообразного добра. Доска-пятёрка, здоровенные плахи, наверняка затащили сушить и забыли. В наши дни хрен найдёшь такой материал в принципе.
Тумбочки с оторванными дверцами, детских велосипедов штуки три по запчастям. Мешки, в которых упрятано что-то твёрдое. Развязали один — обувные колодки. Сапожник жил? В перекошенном книжном шкафу подшивки газет десятилетней давности. Три сундука, составленные в ряд. В ближнем тряпьё, и в уголке коробка с ёлочными игрушками. Космонавт, кукуруза на прищепке, Дед Мороз и Снегурочка, витые сосульки и ещё много всего. Полная коробка. Надо запомнить, вдруг на Новый год пригодится. Хозяева-то по ходу сюда лет десять не забирались.
Во втором оказались разные игрушки.
— О, Бяшка, — вытащил Лёха белого с чёрными пятнами козлика. — У сеструхи такой был. Она «эль» не выговаривала, поэтому придумала ему имя Бяшка.
— А это вылитый мой Гога, — обнаружил я длинноногого зайца в кепке.
— А такого медведя мама в серванте держала вместе с хрусталём, — выудил Лёха коричневого мишку с бочкой мёда в руках. — Интересно, работает? Эх, жаль, ключика нет, чтобы завести. Он мёд ест из бочки. Играть его не давали, но по праздникам заводили. Очень мать им дорожила.
Кукол в соседнем мешке было ещё больше, чем мягких игрушек — от пупсиков до огромной в рост пятилетнего ребёнка куклы Маши, о чём свидетельствовала надпись у неё на манишке. Пространство под мешками в сундуке было забито машинами и машинками — грузовиками, легковыми, заводными и на верёвочке. Среди них торчал ружейный деревянный приклад. Я потянул за него и извлек на свет удивительную мини-копию винтовки. Мы пощёлкали затвором, спусковым крючком. Ну ты глянь, как настоящее. Смазать только. У меня такого не было, хотя уж оружия мне покупали с избытком и на любой вкус. О, и ППШ здесь есть. Даже трещотка в нём работает.
Мы с Лёхой выкопали ещё по пистолету — револьвер оказался заряжен пистонами, а макаров, несмотря на натуральный вид, просто щёлкал вхолостую. Вооружившись, разбежались в разные углы за мебель.
— Бах-бах! — первым среагировал Лёха. — Я тебя пристрелил. Ты торчишь из-за комода.
— Пиу-пиу! Вот ты и попался! — обрадовался я. — На мне броник был надет, так что у меня одна рука задета, а ты наповал.
— Ну конечно! — приблизился «труп». — С фига ли на тебе броник? Уговора не было. И вообще, у тебя осечка вышла, порох отсырел. А если не веришь, вот тебе контрольный в голову.
Друг приставил к моему виску свой ПМ и выстрелил. Я вывалил язык изо рта и наклонил голову. Ну не драться же теперь из-за спора, кто кого первым убил. Лёха захватил мою шею в сгиб локтя и слегка «придушил».
— После контрольного в голову это лишнее, — заржал я, и мы ещё пять минут ухохатывались над собой и друг над другом. Детство-то играет в одном месте! Как же это здорово!
Под завязку обнаружили в углу под мешковиной — здоровенную модель автомобиля на педальном ходу, голубую с коричневым дерматиновым сиденьем. Москвич 407. Вот это раритет! Я о такой только и мог мечтать в детстве.
В наши дни такие игрушки только в музее увидишь. А тут вот они, доставай, играй. Даже немного жаль, что я не в детсадовца попал.
В третьем сундуке, который мы с трудом сдвинули с места вдвоём, были книги и журналы. Дореволюционные. Известия ВСОРГО, журнал «Нева», Известия иркутской городской думы. Брачная газета 1919 года с объявлениями. «Молодой человек, хорош лицом, хоть и небогат, познакомится с состоятельной вдовой. Намерения имею самые серьёзные». «Ищу друга и мужа в одном лице. Внешность и состояние не важны. Важнее прекрасные душевные качества». А мужики-то в основном меркантильные пишут.
Хорошая литература. Может пригодиться, когда возьмёмся тему Колчака шерстить. А нет — в университетскую библиотеку Белый дом сдадим.
Мы упрятали свою сумку на дно сундука и завалили сверху игрушками, которые разбросали в процессе изучения.
Ничего суперценного, конечно, здесь не нашлось, но почему-то на душе так хорошо, будто в кругу семьи побывали.
Мы не заметили, как пролетело время. Пока копались в игрушках, настало время идти в больничку. А больничка-то всё та же — третья городская. Скоро мы сюда как к себе домой будем ходить.