Золото Советского Союза: назад в 1975. Книга 2
Шрифт:
Мимо меня прокатили носилки, и меня же ещё и попросили придержать дверь.
— Помогите! Нужна скорая, человек умирает, — кинулся я к ним.
— За нами, не отставай! — скомандовал впереди шагающий врач.
— Лидочка, оформляйте, — сунул он бумаги медсестричке в приёмной. — Танюша, набирай ноль-три, срочный вызов.
— Кто у вас? Что случилось? — обернулся он ко мне.
— Отравление угарным газом, мужчина.
— Пожар?
— Нет, просто по пьяни печку неправильно топил. Мы думали, мёртвый, а он какие-то звуки издавать начал.
— Фамилия, имя, отчество,
— Не знаю, случайный человек, имя только знаю — Андрей. Возраст даже прикидочно не скажу. От двадцати пяти и до бесконечности.
— Так. Адрес.
— Э-э-э, — озадачился я.
А ведь адреса я не знаю. Бобылиха не говорила, и номера на доме не помню. Может и не было его. А мы его ещё и в другой дом утащили.
— Тоже не знаю. Не местный я, случайно оказался на месте происшествия.
— И как вам скорую вызывать? На деревню дедушке? Что за безответственность, от ваших действий зависит жизнь человека, а вы элементарного спросить не могли?
Ого меня отчитали! Как пацана. Но мне и впрямь не пришло в голову на месте выяснять какие-то подробности. В голове-то крепко сидит убеждение, что я в любой момент перезвоню Лёхе и уточню нужное.
— Ладно. Гаврила, Степан Ильич, передайте уже скорее пациентку, срочный вызов.
— Мы же отработали, Пал Евгеньич, конец смены.
— Ничего. Здесь же, я так понимаю, недалеко?
— Да, я пешком прибежал, ближе телефона не нашлось.
— По коням, братцы. Некогда отдыхать. Ты, парень, вперёд садись, дорогу показывать будешь. Стёпа, гони. Гаврила, готовь кислород.
Мы неслись по улицам, большая часть которых в наши дни имеет одностороннее движение. Как там в советском настоящем, не знаю, ещё не везде был, но то, что Степан Ильич пренебрегал правилами дорожного движения, заметил. В одном месте мы проскочили под кирпич, а в другом — на красный. Наше счастье, что движение слабое, и весь встреченный транспорт торопился убраться с нашего пути. В итоге домчали за какие-то три минуты.
— Здесь, — уверенно опознал я «наш» дом и примыкающую развалюху алконавта Андрюхи.
Ну и верный признак — зеваки, которые неизвестно каким образом узнали о происшествии, и подтянулись на огонёк. Взволнованные соседи двинулись навстречу, ещё до остановки машины.
— Скорее, скорее! — завопил незнакомый мальчишка. — Сюда!
— Где пострадавший? Жив?
— Не знаю, мне страшно стало, мамка отправила вас встретить.
— Отошли все, быстро! — достиг нас Лёхин рык. — Дышать нечем.
В доме, куда мы эвакуировали Андрюху, было многолюдно. Мелькнул весь вспотевший Лёха. Тяжёлый запах немытого тела и перегара заполнил помещение. Хозяйка нервно металась, пытаясь выставить зевак, но те всё равно толпились и давали умные советы, местами противоречащие друг другу. Голову надо приподнять. Нет, опустить. На воздух вынести. Перед врачами расступились, но даже так они протиснулись с трудом.
— Товарищи, разойдитесь. Пропустите врачей, — говорили все, но сами не уходили.
Андрюхе вкатили сразу два укола, и дали кислород. Мы дождались окончания манипуляций и свалили по тихой, пока не заинтересовались юными
— За кладом?
— Ну нет! Я туда не пойду. Хватит на сегодня приключений, устал, — упёрся Лёха. — Да и темно уже. Ноги среди завалов переломаем.
— Ладно, отложим пока. Но надо в ближайшие дни, пока хозяин не вернулся.
Однако, вернуться на место (чуть не сказал «преступления») удалось только через несколько дней. Найти нужную экипировку удалось не сразу. Если фонарики в общаге были в большом ассортименте — от «жучка» до шахтёрских с лампочками на длинных шеях, то ломиков с гвоздодёрами ни у кого не оказалось — не та специализация у нас на истфаке. В итоге мы посовещались и купили и то и другое. Не последний день живём. Пригодится.
Придя на третий день, ушли ни с чем — вокруг Андрюхиной хибары наворачивал круги участковый, опрашивал соседей. Всё-таки вызвали. Помер, что ли? Хорошо, мы сначала в квартиру наведались, печку затопили. Нежарко уже на улице, дом остывает. А у меня Соня со дня на день приедет со своей картошки, будет хоть где посидеть, не в общагу же её вести.
Полюбовавшись на мелькающую милицейскую фуражку, мы от греха ретировались. Нам расспросы ни к чему.
Пришлось выждать ещё пару дней, прежде чем мы решились на повторную попытку.
На этот раз всё прошло удачно, хотя это как посмотреть. В общем, мы последили из окна, нет ли кого во дворе, наметили пути продвижения. Выходило так, что придётся нам сперва подразгрести Андрюхиевы конюшни под окнами, иначе не добраться до заветного места.
Пришлось поработать. Оказалось, завалы куда глубже, чем виднелось со стороны. Доски, лом мебели, чугунная раковина, рыболовные сети, битое оконное стекло в сломанной раме и так, само по себе, детские горшки три штуки, банки из-под рассады, куски полиэтилена, полусгнивший ковёр, наверняка вынесли, а обратно занести забыли. Натуральная помойка. Через час ударного труда мы освободили проход до завалинки, с которой можно было дотянуться до верхнего наличника.
Я приладился с ломиком, рванул доску на себя. Сверху посыпалась труха — старое птичье гнездо, щепки. Следом за ними на меня свалилось что-то тяжёлое, металлическое. И нифига не похожее на клад. Твою мать, это…
— Граната! Ложись! — заорал Лёха, хватаясь за длинную ручку и отшвыривая её в сторону.
Нам кабздец. Мы лежали, прижимаясь к земле, и ожидая взрыва. Секунда, две, три… десять. Через минуту я поднял голову и встретился взглядом с Лёхой.
— Кажись, пронесло.
Мы опасливо встали, пытаясь определить, куда улетела граната. Где-то в завалах.
— Старая граната РГ-14, времён Гражданской войны. Чё делать будем? — спросил друг.
— Валить надо, — решил я.
— Так и бросим? А если наступит кто? Или она сама рванёт однажды. Сапёров надо вызвать.
— Да млять, Лёха. Нахрена ты её швырнул?
— Инстинкт. Да и останься она здесь, всё равно так нельзя было бросать. Вокруг гражданское население.
— Ну пошли опять телефон искать.
— Кому-то надо остаться.
— Зачем?
— Мало ли кому взбредёт в голову тут пройтись. Нет, так нельзя.