Золото Советского Союза: назад в 1975
Шрифт:
— Гуляю.
— С Ленкой? Держись от неё подальше. И гончему псу своему передай, чтобы ручонки загребущие придержал. Самим нужна.
— Слушай, у меня на неё нет никаких видов, просто девушка устала, она уже спать легла. Не лезьте вы к ней.
— Шведов, ты совсем тупой? Тебе сказано, хиляй отсюда! Сами разберёмся, к кому и когда нам в гости ходить.
— Да ты не видишь, он нарывается, дай ему по шее.
Пока мой вроде бы знакомец замахивался, получил от меня прямой в челюсть и грохнулся оземь, взмахнув руками в напрасной попытке удержаться на ногах.
— Милиция! Прекратить драку! — громыхнуло над нами железным тоном. Батя!
Глава 8
Полночь.
— Приступим. Граждане участники событий, слушаем вас. С чего всё началось, кто начал драку?
— Вот он, — прошепелявил мой так и оставшийся незнакомым приятель.
— Дальше, гражданин Горзин?
О, фамилию выяснили.
— Говорить больно.
Минус зуб, так тебе и надо, сволочь.
— Шведов? Странно, что же вы не поделили? Дружили, помнится.
— Недоразумение вышло, товарищ старшина. Я шёл от женского общежития, провожал девушку. Встретил корешей, вот их. Остановились поболтать. Были немного выпивши по случаю именин Раисы Васильевны. Гражданин Горзин оступился и упал, случайно зацепил при этом друга. Я протянул им руку помощи, но не рассчитал силы и тоже упал, ударился носом, вот, — на голубом глазу выдал я наиболее нейтральную версию и показал кровь на рукаве.
— А ты, Налымов, чего молчишь? Ты тоже споткнулся и упал глазом на чей-то кулак?
— Вроде того, — не поднимая головы, буркнул тот. Подперев двумя кулаками голову, он скрывал роскошный бланш под глазом.
— Стало быть, никто не дрался, все тихо-мирно лежали на земле, в избытке чувств матер… выражались на луну? Гражданин Горзин, вы подтверждаете?
— Да, — не поднимая глаз, буркнул он.
Молодец, понимаешь, что такое товарищеский суд и общественное порицание за домогательства. Вся туса на днюхе видела, как ты девчонке проходу не давал.
— Хорошо, если претензий ни у кого нет, тогда все свободны, можете отправляться по домам. Налымов, Шведов, останьтесь.
Ну ты, батя, мент. Куда мы денемся из дома, в котором живём?
— Что, орлы, вы в состоянии ворочать мозгами или отпустить вас с миром до утра?
— Отпустить, я спать хочу и башка трещит, — изрёк Налымов, поднимая мученический взгляд.
— Ясно, трезвых нет. А хозяин где?
— У Раечки, очевидно. Раз их обоих не было во время инцидента.
— Тьфу. Ладно, в двух словах, какого вы влезли в драку, да ещё и оба? Ладно, Шведов, но ты, Налымов? Тебе же ясно сказано было, не отсвечивать, сидеть тихо.
— Ох, Дмитрий Прокопьевич, это так долго объяснять.
Чего тут долгого-то?
— Из-за бабы, —
— Ну… да, — подтвердил Налымов и уронил голову на руки, сдаваясь в плен сна.
— О-о! — глубокомысленно изрёк батя, стягивая сапоги. — Тогда точно до завтра.
— Ну и ты тогда в двух словах — поймали кого-нибудь? — не утерпев, спросил я.
— А ты продолжаешь настаивать на своей версии? Амнезия, будущее, и всё прочее?
— Продолжаю. Этого Грызлина, Грызлова, как его, впервые тут увидел. А ты говоришь, мы дружили. И ещё один ко мне тут подкатывал, тоже дружок типа.
— Ясно. Тогда завтра на свежую голову поговорим.
— Так поймали-нет копачей моих?
— Переживаешь? Одного задержали, сразу в район забрали.
— Которого?
— Евгения Кочкина. У вас тут тихо?
— Думаю, Налымову будет что сказать. Но я бы тоже хотел поучаствовать и высказать свои соображения.
— С чего вдруг?
— Про двадцатое июля я не шутил.
Утром мужики ушли совещаться в контору, а меня не взяли. Ну не сволочи, а, Бельчик? Я помаялся и пошёл в столовку просить рассол, а Бельчику завтрак. Минералка явно вне доступа, пиво тоже. Водки не хочу, даже если бы дали. Остаётся русское народное лекарство.
Раечка порхала, как и не пила вчера. Из чего эти бабы сделаны, что мужики сдыхают с похмела, а этим хоть бы хны? Вместо рассола она предложила водички из квашеной капусты. Пришлось соглашаться, ну и гадость.
Мужики подошли где-то через час и сразу объявили, чтобы я собирался, вертолёт будет, с ним улетим.
— Куда? — глупо спросил я.
— Домой, Саша. К матери. Хватит, набегался.
Ну молодцы, чо. Без меня — меня женили.
— А если я не хочу?
— Нехочухи свои высказывать будешь, когда восемнадцать стукнет.
Ясно.
— Отойдём? — предложил я бате.
— Тебе собираться надо.
— Мне нечего собирать, сам знаешь. Что ты задумал?
— В каком смысле?
— В прямом. Ты же понимаешь, что я спалюсь у матери в первые пять минут? Ты беспокоишься о женщине, а не боишься, что ей ещё хуже будет от того, что её сын нифига не её? Я её не знаю, и детей её не знаю.
— Они твоя родня, ты должен с этим считаться.
— Ты предлагаешь мне жить с чужими людьми, снова в школу, может предложишь? Мне пятьдесят два, батя! Вырос я из таких игр. Я взрослый самостоятельный человек.
— Ну а что предлагаешь ты? У тебя уже есть собственный план?
— У меня сейчас одна цель — тебя спасти.
— Спасибо за заботу, сам разберусь.
— Сам ты уже в прошлый раз благополучно подставился под пулю. Не хочу без отца расти.
— Саша.
— Пап. Ты не представляешь, как это паршиво, — пацану без бати. Пожалуйста, давай что-то придумаем.
— Я на тот свет не тороплюсь. Но домой ты должен явиться.
— Ну ладно, но с этим тоже надо что-то придумать. Надо что-то сказать этой моей матери, чтобы мои странности объяснить. И хотя бы в общих чертах расскажи мне про эту семью и про меня, а то я свою биографию потихоньку узнаю, волосы дыбом.