Золото Советского Союза: назад в 1975
Шрифт:
Женщина говорила ровным вроде бы тоном, но голос предательски дрожал, видно, еле сдерживается, чтобы не реветь или чтобы не начать орать. Видимо, разговор далеко не первый, и она ожидает, что сейчас я начну скандалить.
Тем временем, руки её споро собирали на стол: открывали кастрюлю, половником помешивали суп и разливали его по тарелкам. Младшие морщились и тянули руки к хлебу под салфеткой.
— А ну мыть, — почти не разжимая губ, цыкнул я на них и сам пошёл подавать пример. Дорожная грязь текла с меня рекой. С детей, впрочем, тоже.
— Саша, ты меня слушаешь?! — отчаянно
— Да, слушаю. Не волнуйся ты, схожу я к Шарипову. И запишу, что надо, — в примирительном жесте показал я вымытые руки. Мелкие повторили за мной.
— Ты не врёшь? — уже плачущим тоном спросила она.
— Да не вру я. Садись и сама поешь.
И тут она зарыдала. Мы стояли как вкопанные, и никто не знал, что делать, даже я. Что ж за человек ты был, Шведов, что тебе собственная мать не верит? Мой отец мне тоже не очень верит, но это другое. Я ему фантастику рассказываю. Видимо, тут примерно то же самое получается.
— Ну не плачь ты, — боясь приблизиться, попросил я. Ненавижу ревущих баб, да ещё в такой странной ситуации. Её бы конечно обнять да погладить хоть по голове, но не в первые же минуты знакомства. У меня рука не поднимается. О, тяжёлая артиллерия есть. Подтолкнул мелочь к матери, пусть утешают.
— Не плачь, мамочка, не плачь, — окружили они её.
Она сперва обняла их, а потом порывисто встала и сгребла уже меня. Ё-моё!
— Ну всё, всё, — высвободился я. — Давайте поедим, я голодный как волк.
— Конечно, кушайте, — снарядили нас за стол, меж тем как сама хозяйка ушла к себе одеваться на работу.
Это конечно не Раечкины разносолы из первого, второго и компота, но всё-таки щи на мясном бульоне.
Младшие пытались развешивать капусту по бортам тарелок, но я сообщил, кто так будет делать, тот в домик не пойдёт. Стимул подействовал, стук ложек ускорился, капуста была проглочена. Когда готовая к выходу мать вышла к нам, мы уже отставили тарелки и наливали чай, вприкуску к нему Таня достала из буфета банку варенья и нерешительно вертела в руках кулёк обёрточной бумаги.
— Мама, а конфетки можно? — робко спросила она.
— По одной! — смягчилась строгая мать. — Саше можно две.
— Это почему ему две?!
— В честь приезда. А завтра пирогов напечём, с луком и яйцом, как ты любишь. Саша, голодными не сидите, ешьте суп. Грядки польёте и парник. Собаку покормите. Таня, курам дай пшёнки и яички собери.
— Я боюсь, петух злой, — заныла девочка.
— Берёшь метлу и идёшь. Сто раз показывала. Всё, некогда мне. Ноги на ночь помойте. Саша, завтра надо тебе с Шариповым встретиться.
— А ты когда вернёшься-то?
— Утром прибегу. Сварю вам кашу.
Не понял, это что за работа такая? Чего-то батя мне недосказал. А как она собиралась уходить на ночь, а детей одних тут оставить? Это маман у нас такая оригинальная или я чего-то не догоняю?
Стоило стукнуть калитке, на меня уставились две пары глаз. И до меня дошло, что мне на шею повесили двух детей сразу. Офигеть, всю жизнь мечтал нянькой подрабатывать. Нет, надо отсюда поскорее когти рвать. План такой. Первое: оглядеться во дворе и сходить в Федькин дом, не просто же так он приходил
— Ну ты мне покажешь свой цветочек?
Конечно покажет. Вприпрыжку побежит. Как же, брат заинтересовался её прелестью.
Мелкий утопотал в комнату и вернулся уже в полной готовности к подвигам — вооружился штанами, майкой и двумя пистолетами. И мы пошли.
В маленьком внутреннем дворе не было ничего интересного, и мы сразу вышли в огород, по которому дети взяли разгон как на гоночной трассе.
— Стой! — притормозил я их, заметив туалет. Сооружение не внушало особой симпатии, но другого по ходу нет. Так что мне сперва сюда, а уж потом во все остальные места.
Прямо скажем, я на своём веку и пострашнее видел, но шатучая конструкция и шибающее в нос амбре сподвигли меня призадуматься, нельзя ли что-то с этим сделать. Всё равно какое-то время мне предстоит здесь прожить. Ладно, сделал зарубку в мозгу. Подумаю.
— Фу, правда? — встретила меня добрая сестрица на выходе.
— Фу — не то слово. Ты тоже сюда ходишь?
— Не всегда, только маме не говори.
— Не буду. Идём дальше.
Дальше была баня, которая по древности могла соперничать с туалетом. Внутри было тоже не айс. Пол у самого полка подо мной откровенно шатался. Скоро провалится. Ещё одна забота — в баню мне тоже придётся ходить сюда.
Потом пошли грядки и парники, и нам досталось по огурцу, сорванному рукой Тани. Так, хрустя экологически чистым овощем, мы дошли до забора, в котором не хватало двух досок. За забором территория была совсем дикая. Заросшая тропка вела вглубь, и явно знавала лучшие времена.
— Смотри, правда красивый? — позвала меня ускакавшая вперёд сестра. — Больше ни у кого такого нет.
— Да, неплохой, — согласился я, рассматривая красную лилию.
— Сейчас я этой крапиве! — возмущённо заорал Мишка, неосторожно сошедший с тропы.
Схватив палку, пацан начал лупить ей заросли, приговаривая: «Вот тебе! Вот так! Вот!»
— Смотри, сестру не пришиби, — заметил я ему и решил сходить до домика.
Дети заняты, а меня прямо каким-то шестым чувством тянуло посмотреть на Федькино хозяйство. Богато живёт, ничего не скажешь. Всё в каких-то ухабах. Картошка, всё-таки посаженная, заросла сорняками и явно не окучивалась, тогда как на «нашем» огороде ряды были стройными, прополотыми и обтяпанными. Один уголок выглядел чуть более ухоженным, видимо, мои приходили, но времени на всё не хватило. Тут и трава была выдрана, и рядки подгребли.