Золотое руно (сборник)
Шрифт:
Я засмеялся, и хотя мой новый смех звучал для меня странно, почувствовал себя очень хорошо. Обычно в августе по ночам тучи комаров, и я быстро осознал ещё одно преимущество искусственного тела: нас никто не кусал.
– Но знаете, – сказал я, – мне на самом деле странно, что нам не нужно спать. Я считал, что это необходимо для консолидации накопленных за день впечатлений.
– Распространённое заблуждение, – заявила Карен; произнесённые с её джорджийским акцентом, эти слова не звучали снисходительно. – Но это не так. Консолидация впечатлений действительно требует времени, и человек действительно не может долго обходиться без сна, но сон никак не связан с консолидацией.
– В самом деле?
– Ага. С нами всё будет в порядке.
– Хорошо.
Какое-то время мы шли в молчании, потом Карен сказала:
– Вообще-то это я должна вас благодарить за то, что вы проводите со мной время.
– Почему это?
– Одна из причин того, что я пошла на мнемоскан – это чтобы избавиться от общества стариков. Можете представить меня в доме престарелых?
Я рассмеялся.
– Нет, это вряд ли.
– Остальные здесь все моего возраста, – сказала она, качая головой. – Их целью в жизни было разбогатеть. Это очень жестоко и в то же время как-то мелко. Я никогда не собиралась становиться богатой – это просто случилось, и никто не удивился этому больше, чем я сама. И вы тоже не хотели быть богачом.
– Но если бы не деньги, – возразил я, – мы оба скоро были бы мертвы.
– О, я знаю! Я знаю! Но это изменится. Бессмертие сейчас очень дорого, но оно упадёт в цене; технологии всегда дешевеют. Вы могли бы представить себе мир, в котором единственное, что имеет значение – это насколько ты богат?
– Звучит не слишком по… – Чёрт! Снова мысль, которую я собирался держать при себе, просочилась наружу.
– Не слишком как? – спросила Карен. – Не по-американски? Не по-капиталистически? – Она покачала головой. – Я вообще не думаю, что мало-мальски серьёзный писатель может быть капиталистом. Ну, то есть, посмотрите на меня: я – один из наиболее продаваемых авторов всех времён. Но являюсь ли я лучшим англоязычным писателем в истории? И близко нет. Поработайте в области, где денежное вознаграждение никак не коррелирует с подлинной ценностью, и вы не сможете быть капиталистом. Я не хочу сказать, что корреляция обратная: существуют отличные писатели, которые в то же время хорошо продаются. Но значимой корреляции нет. Полнейшая лотерея.
– То есть после мнемоскана вы собираетесь снова начать писать? – спросил я. Новых книг Карен Бесарян не выходило уже много лет.
– Да, есть такое желание. В сущности, писательство и было главной причиной того, что я пошла на это. Видите ли, я люблю своих персонажей – принца Чешуя, доктора Шипа. Я их всех люблю. Как я вам уже говорила, я создала их. Они все вышли вот отсюда. – Она постучала пальцем по виску.
– Да. И что?
– А то, что я наблюдала за приливами и отливами в копирайтном законодательстве всю свою жизнь. Это была битва враждебных фракций: тех, кто хочет, чтобы авторские права защищались бессрочно, и тех, кто считает, что произведения должны переходить в общественное достояние как можно скорее. Во времена моей молодости срок копирайта был пятьдесят лет со дня смерти автора. Потом его продлили до семидесяти лет, и это положение сохраняется до сих пор. Но это недостаточно долго.
– Почему?
– Ну, потому что если бы у меня сейчас появился ребёнок – если бы это было возможно – а назавтра я бы умерла – не то чтобы я собиралась – то этот ребёнок получал бы отчисления за мои книги до тех пор, пока ему не исполнится семьдесят. А потом, внезапно, мой ребёнок – к этому моменту уже пожилой человек – вдруг оказывается не при делах; мои работы переходят в общественное достояние, и авторские за них отчислять перестают. Дитя моего тела лишается благ, производимых детьми моего разума. И это попросту неправильно.
– Но разве культура не обогащается от перехода произведений в общественное достояние? – спросил я. – Вы ведь не хотели бы, чтобы Шекспир или Диккенс до сих пор были защищены копирайтом?
– Почему нет? Джоан Роулинг до сих пор под копирайтом, как и Стивен Кинг и Маркос Доннели – и при этом они оказали, и продолжают оказывать, огромное влияние на нашу культуру.
– Ну… – сказал я, не слишком убеждённый, – возможно…
– Скажем, один из ваших предков основал пивоваренную компанию, верно?
Я кивнул.
– Мой прадед, Рубен Салливан – Старый Салли, как его называли.
– Вот. И вы получаете от этого финансовые дивиденды по сей день. Не должно ли было государство конфисковать все активы «Sullivan Brewing» или как называется ваша компания, в семидесятую годовщину смерти Старого Салли? Интеллектуальная собственность – это тоже собственность, и к ней надо относиться как ко всему остальному, что человек может построить или создать.
Я сам об этом много раздумывал; сам я всегда пользовался только программами open-source. И всё-таки между постройкой и идеей есть разница, и в буквальном смысле слова осязаемая .
– То есть вы стали мнемосканом, чтобы получать отчисления за «Диномир» неограниченно долго?
– Не только ради этого, – ответила Карен. – Это, в общем-то, даже не главная причина. Просто когда что-то попадает в общественное достояние, кто угодно может делать с этим материалом всё, что захочет. Хотите снять порнофильм с моими персонажами? Написать о моих персонажах плохую книгу? Запросто, если мои произведения в общественном достоянии. И это неправильно; они мои .
– И живя вечно, вы сможете их защитить?
– Именно. Если я не умру, они никогда не попадут в общественное достояние.
Мы продолжали идти; у меня уже получалось гораздо лучше, а с мотором в животе я мог это делать целые дни и недели подряд, по крайней мере, так сказал мне Портер. Время близилось к пяти утра – я не помню, чтобы когда-либо оставался на ногах так поздно. Я как-то и не задумывался о том, что если долго не ложиться спать, то и летом можно увидеть на небе Орион. Ракушка, должно быть, страшно по мне соскучилась, хотя робокухня её кормит, а мой сосед согласился выводить её гулять.
Мы прошли под фонарём, и я с изумлением разглядел, что рука у меня мокрая; она поблёскивала в свете фонаря. Лишь чуть позже я ощутил на руке влагу. Я провел пальцем вдоль предплечья.
– Ну надо же! – воскликнул я. – Роса.
Карен рассмеялась, совершенно не обеспокоенная.
– Точно, роса.
– Вы так легко к этому относитесь, – сказал я ей.
– Я стараюсь ко всему легко относиться, – ответила Карен. – Это всё материал.
– Что?
– Простите. Писательская мантра. «Это всё материал». Всё пойдёт в котёл. Всё, что вы чувствуете или переживаете, становится сырьём для будущих произведений.