Золотое руно (сборник)
Шрифт:
Теперь же, однако, мы с Карен оба в последний раз смотрели на планету, породившую и нас, и всех наших предков до единого. Хотя нет, это, конечно, было не вполне так. В Солнечной системе жизнь зародилась лишь раз – но на Марсе, не на Земле; жизнь попала на третью планету с четвёртой около четырёх миллиардов лет назад, принесённая туда метеоритами. И хотя Земля, до которой всего около 400000 км, никогда не будет видна с обратной стороны, Марс – легко заметная, яркая точка цвета крови, цвета жизни – будет часто виден на ночном небе Верхнего Эдема,
Я проследил, как ночная часть Земли – чечевицеобразная под этим углом, словно чёрный кошачий зрачок, примыкающий к светлому полумесяцу дневной стороны – коснулся серого лунного горизонта.
Ну что ж. По чему земному я не буду скучать, так это по её гравитации – по крошечному уколу боли, который я чувствовал каждый раз, когда наступал на левую ногу.
Но кого из людей мне будет не хватать? Мамы, конечно – хотя, разумеется, у неё будет новый, долговечный я. И я буду скучать по некоторым друзьям – хотя, если задуматься, их число не так велико, как можно бы было предположить; похоже, я уже примирился с мыслью, что никогда больше не увижу большую их часть несмотря на то, что в большинстве случаев последним, что я им сказал, а они мне ответили, было «Пока». Чёрт, интересно, как мои друзья сойдутся с новым мной. Хорошо бы было узнать…
Да, да, по одному другу я точно буду скучать. По одному весьма особенному другу.
Я смотрел на Землю, смотрел на Ребекку.
Под горизонт ушло уже больше Земли, чем оставалось над ним, а лунобус продолжал свой полёт.
Я попытался опознать ту часть Земли, что сейчас видел – но на ней было столько облаков, что ничего было не разобрать. Так много скрыто, даже прежде, чем доберёшься до поверхности вещей…
Я посмотрел на Карен Бесарян, которая вглядывалась в маленькое окошко у нашего ряда кресел. Её изборождённое морщинами лицо было мокрым от слёз.
– Вы будете по ней скучать, – сказал я ей.
Она кивнула.
– А вы разве нет?
– Не по планете, нет, – ответил я. Всего по одному человеку на ней .
Вся тёмная часть Земли опустилась под горизонт; был виден лишь крошечный голубой сегмент. На секунду я подумал, что вижу сияющую белизну на северном полюсе – она бросалась в глаза с околоземной орбиты, хотя, по словам Карен, сильно уменьшилась с тех пор, когда она была ребёнком. Но, разумеется, ориентация была совсем не та: мы летели параллельно лунному экватору немного к югу от него, так что Земля лежала на боку, и её ось была направлена горизонтально. Оба полюса уже были глубоко под горизонтом.
– Уходит… – тихо сказала Карен рядом со мной.
Земля была нестерпимо яркой на фоне чёрного неба; будь у Луны атмосфера, закаты Земли – которые можно наблюдать лишь из движущегося корабля, поскольку в любой месте видимой стороны Земля всегда находится в одной и той же точке неба – были бы потрясающим зрелищем. Хоть я и дальтоник и понимал, что упускаю некоторые аспекты зрелища, видимые остальным, мне всё равно всегда нравились закаты.
– Уходит… – снова сказала Карен. Над горизонтом виднелся лишь крошечный светлый бугорок.
– Ушла.
И так оно и было – полностью и навсегда. Все те люди, кого я знал, все те места, где я бывал.
Моя мать.
Мой отец.
Ребекка.
С глаз долой.
Из сердца вон.
Лунобус мчался дальше.
После катастрофического визита к маме я вернулся к себе домой. Ракушка продолжала пялиться в окно в ожидании кого-то другого.
Я не помнил, когда я в последний раз плакал – а сейчас я был совершенно на это не способен.
Но мне хотелось. Слёзы – это катарсис; они удаляют всякое из ваших систем.
Моих систем. Моих грёбаных систем.
Я лег на кровать – не потому что я устал, теперь я никогда не уставал – а потому что я всегда так делал, когда думал. Я посмотрел в потолок. Прежний я проглотил бы сейчас таблетку. Но новый я и этого сделать не мог.
Конечто, я мог сесть в машину и поехать в Маркхэм, в офис «Иммортекс».
Возможно, доктор Портер сможет что-то сделать, отрегулирует какой-нибудь гадский потенциометр, но…
Но это снова вызвало бы к жизни мою боязнь «обращаться за помощью» – глупую, упрямую, но составную часть того, кто я есть, а сейчас мне меньше всего хотелось действовать так, как мне не свойственно, иначе я начну думать о себе так же, как думали обо мне моя мать, и моя собака, и единственная женщина, которую я любил – что я – это своего рода эрзац, самозванец, фальшивка.
Кроме того, завтра у меня всё равно назначена встреча с Портером. Все недавно загруженные должны его посещать для проверки и регулировки, и…
Карен.
И Карен тоже должна это делать.
Конечно, она могла уехать домой в Детройт, но разве разумно было бы мотаться в соседнюю страну каждые несколько дней? Нет, Карен рациональная женщина. Она наверняка остановилась где-то в Торонто.
– Но где именно?
«Фэйрмонт-Ройал-Йорк-отель».
Мысль будто взорвалась в моей синтетической голове. Отель, в котором проходила презентация. Прямо напротив железнодорожного вокзала.
Я посмотрел на телефон.
– Телефон, звонить, «Фэйрмонт-Ройал-Йорк-отель»; видео отключить.
– Соединяю, – сообщил телефон.
Ответил уверенный женский голос.
– «Ройал Йорк». С кем соединить?
– Здравствуйте, – сказал я. – У вас останавливалась Карен Бесарян?
– Боюсь, что нет.
Эх… Хорошая была мысль, но…
– Спасибо… хотя нет, постойте. – Она была знаменитостью; она, вероятно, остановилась не под тем именем, под которым её хорошо знали. – Миз Коэн, – сказал я, внезапно вспомнив её девичью фамилию. – У вас проживает миз Карен Коэн?