Золотое руно
Шрифт:
— Если бы Кьюперли ничего не узнал, я бы тоже ничего не узнал — хладнокровно заявил Монтекюкюлли. — Значит, мы квиты. Теперь победит тот, кто лучше воспользуется сведениями. С Божьей помощью, надеюсь, это буду я.
И он стал излагать свои соображения, как лучше воспользоваться сведениями Югэ и составить план действий, направленных на воспрепятствование проникновению турок в Германию.
Главнокомандующий попросил точнейшего описания всех сведений о вражеской армии. Все это Югэ доложил ему устно, и Монтекюкюлли тут же сумел сделать
— Ясно, что Кьюперли — поток, а я плотина. Если плотина будет прорвана, погибнет не только германская империя, но, возможно, и весь христианский мир. Что ж, будем укреплять плотину.
Он задумался, положив палец на разложенную на столе карту.
— Смотрите, — продолжал он, — вот вот где мы столкнемся, на этом месте. Здесь, как видите, река описывает дугу. Здесь же возвышаются стены монастыря св. Готгарда. вы знаете, что Кьюперли, шедший вверх по левому берегу Дуная, вдруг переменил направление и, надеясь опередить нас, спешит теперь к Раабу.
Монтекюкюлли снова замолк, видимо, что-то обдумывая. Колиньи и Монтестрюк напряженно следили за ним. Наконец, он заговорил:
— Если Кьюперли перейдет Рааб, Вена потеряна. Наверняка он знает, что брод находится у Сакельсберга, и постарается пройти именно там. Здесь-то я и буду ждать его. Эта вооруженная толпа турок огромна, но главную опасность представляют лишь янычары и африканские наемники.
— И артиллерия, — добавил Югэ, — двести пушек — это сила!
— Когда вы состаритесь, молодой человек, вы узнаете, что от пушек больше грома, нежели вреда.
— Я всегда буду гордиться тем, что услыхал это от вас, граф.
— У вас, Колиньи, лучшие войска, — продолжал Монтекюкюлли, — и я надеюсь на них и на вас, как на себя.
— Вы абсолютно правы, граф.
— И все же ввиду труднейшей задачи, которую нам предстоит разрешить, мне необходимо быть уверенным, что каждый, кто находится под моим началом, будет мне слепо повиноваться.
— Клянусь вам, — твердо ответил Колиньи.
Монтекюкюлли улыбнулся, встал с кресла и произнес:
— Хорошо, можете идти.
Возвращаясь сумерками от Монтекюкюлли, Югэ видел зарево на краю неба со стороны турецкой армии. То был результат действий её передовых отрядов — татарской конницы, высланной в разъезд. И никто не знал, сколько ещё дней отделяли малочисленную армию христиан от грозных полчищ мусульманского — и не только мусульманского — войска.
В это же самое время Кадур только-что расстался с Коклико, засидевшимся в устроенном из веток и зелени кабачке с товарищами. Его рассказ о своих последних приключениях отнюдь не был короток: об этом свидетельствовало немалое число валявшихся рядом пустых бутылок. Но Кадуру было не до Коклико с солдатами. Перед ним неотступно стоял образ в виде светлой фигуры. Незримые для других, её волосы мягко волновались перед ним в свете луны. Белые руки извивались, как лебединые шеи, глаза сверкали, как голубые звезды в ночи. Лихорадка била тело араба.
— Она будет принадлежать только ему, — шептал он с тоской и его сердце тяжелым стуком подтверждало безрадостные мысли.
Он долго бродил в округе, пока ноги не привели его к палатке, где ночевал Югэ. У порога спал, сладко улыбаясь во сне, завернувшийся в плащ Угренок. Араб приподнял полу палатки, проскользнул в неё и, найдя себе место, прилег было, чтобы заснуть. Но не тут-то было! К видению светлого образа, так и не исчезнувшего из его воображения, добавилось теперь дыхание его соперника, спавшего рядом за занавеской.
Кадур не выдержал, он пролез под ней и на коленях стал подкрадываться к Юге. Приблизившись к нему, Кадур вытащил из-за пояса кинжал
Минуту он колебался. Затем из груди его вырвался тяжелый вздох. Рука с кинжалом опустилась и легла на пол. Что-то шевельнулось в сердце араба. Юге проснулся и остановил взгляд на Кадуре.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он вяло.
— Мне показалось, ты стонешь во сне. — ответил араб.
— Да, мне снилось, что меня собиралась ужалить змея.
— А где Коклико?
— Пьет.
Да, кто знает, что будет вскоре с нами. Пусть пьет. — И Юге закрыл глаза и снова заснул.
— Я знаю, что будет, прошептал Кадур.
Он присел рядом с Юге, засунул кинжал за пояс, обхватил голову руками и задумался.
Наутро Юге решил пройтись по лагерю. На передовой линии несколько офицеров играли на барабане в кости. Он подошел к ним.
— Не везет! — воскликнул один из игроков, бросая кулечек с костями. Выпала четверка.
— На что игра? — спросил гасконец.
— Да, вы ведь не знаете… Смотрите, сами поймете.
Игра продолжалась. У кого выпала десятка и выше, отходил в одну сторону, у кого меньше — в другую. Вдруг кто-то прокричал:
— Смотрите, вон он!
К лагерю во весь опор скакал турок. На нем была видна богатая одежда, оружие сверкало, а на поводьях горели благородным огнем драгоценные камни.
— Каждую неделю этот нехристь прыгает перед нами, — пояснил один из игроков, обращаясь к Юге, — и дразнит, вызывая на бой.
Начальство разрешило нам сразиться с ним. Мы разыгрываем право на дуэль. Жаль, я проиграл. Увидите, наверняка выиграет Вотрель.
«Я не играл и клятвы не давал», подумал Монтестрюк.
Он быстро вернулся к палатке, отыскал своего коня, прыгнул в седло и одним махом перескочил ров, отделявший лагерь от турок. Офицеры возбужденно обменялись мнением по поводу случившегося: одни поддержали Юге, другие осудили за то, что пересек им дорогу.
— Молодец, — подвел итог старый капитан, — у него ведь только шпага да кинжал, и ни одного пистолета.
В один миг на крики офицеров сбежалось чуть не пол-лагеря зрителей. Оба противника быстро сближались. Турок выстрелил, но Юге предупредить выстрел и пригнул голову. Пуля просвистела у него над головой.