Золотое руно
Шрифт:
— Что тут плохого?
— Плохо лишаться жизни вообще, а в тот момент, когда особенно полезно её сохранить — это гораздо хуже.
— Ты о чем?
— Не следует подвергать себя опасности попасть турку под саблю, вот о чем. Будь я на твоем месте, я бы повез Монлюсон прямой дорогой в Лувр, и все.
— Это как же, мой дорогой, накануне был?
— Накануне обычно все на ногах. На другой день — не все.
— Да что же тогда обо мне подумают?
— Что твоя пламенная любовь заставляет тебя жертвовать боевой славой. Нет такой женщины, которая не простила бы любой поступок
— Ну, это не сложно.
— А раз так, пусть себе гасконец поцарствует здесь, а ты поезжай-ка посоветоваться с графиней де Суассон. Увидишь, по милости графини де Монлюсон она доставит тебе герцогский титул.
— По правде сказать, я и сам так думал, — признался Сезар, — да стыдно казалось. Все сражаются в Венгрии, а я — в Лувре. Черт со всем этим! У тебя — приказ короля, и все. Его величество — большой любитель, чтобы ему постоянно угождали. Он воображает себя божеством, и твой отъезд из армии воспримет как жертвование боевой славой — разумеется, если ты слегка здесь потрудиться. А того, кто посмеется, отведешь за угол на пару слов.
— Ну, если это не будет Монтестрюк…
— Конечно, он победитель д'Арпальера. Но он-то будет здесь, где ядра сыплятся на любого. А это, как-никак. десяток фунтов чугуна…
Лудеак улыбнулся и продолжал:
— Как знать? Одно из них, может быть, и встретится с Монтестрюком. Сколько хороших дел произведут тогда эти десять фунтов чугуна! Ты — слуга короля, друг графини де Суассон, муж герцогини д'Авранш, герцог и пэр (тебе не откажут возвести твое герцогство в пэрство), кавалер орденов его величества. Тогда ты можешь добиваться всего. Твое настоящее обеспечено благодаря связям со двором императора Леопольда, а будущее тоже, кажется, довольно недурно… Чего тебе ещё желать? Ну, а твой Пилад, шевалье Лудеак, доволен будет и тем, что соберет крошки с твоего пиршественного стола.
И так далее и тому подобное. Лудеак любил говорить.
— Сдаюсь, — ответил Шиврю: в душе он был рад дать себя уговорить.
— Раз так, то ещё одно дело: перед отъездом из Австрии тебе следует повидаться с министром Порчиа.
— Зачем мне этот старик?
— Он может понадобиться даже в Париже. Ведь он так же зорко смотрит на Францию, как и на Венгрию. У него наверняка есть какой-то план, и ты сможешь поучаствовать в его осуществлении. Ведь неплохо, а?
— Ты прав. Я поговорю с ним.
И Шиврю нашел-таки способ встретиться с Порчиа. Старый министр выразил свое удовольствие от того, что Шиврю едет с Монлюсон в Париж.
— Отлично, отлично, — радостно произнес он при этом извести, — я сам хотел просить вас отправиться туда как можно скорее.
— Могу ли я надеяться оказать вам какую-нибудь услугу?
— Конечно, разумеется. Ваша предупредительность меня восхищает. Надеюсь, моя просьба не покажется вам чересчур обременительной.
Порчиа выдержал паузу, внимательно посмотрел на Шиврю, а затем продолжил:
— Вы, наверно, заметили на придворных празднествах одну молодую особу, которая не уступает в красоте самой Монлюсон?
— Баронессу фон Штейнфельд?
— Да. Она тоже едет в Париж.
— Вы её попросили?
— Признаюсь, да. Я её посылаю к графине де Суассон, вашей хорошей знакомой, я знаю. Вас я прошу похлопотать, чтобы баронессу представили королю и королеве.
— Особенно королю…
— Я вижу, вы меня понимаете. Нам бы хотелось, чтобы кто-то действовал в пользу дружбы между Францией и Австрией. Вы и баронесса могли бы этому посодействовать. А уж мой государь щедро вознаградит вас за эту услугу.
— Мне известно, что сердечная доброта его величества неистощима. Но скоро ли баронесса выедет во Францию?
— Раньше вас. Но хотелось бы, чтобы вы приехали сразу же за ней для поддержки её при первом же посещении Лувра.
— Уеду, когда будет угодно вашему превосходительству.
— Тогда не теряйте, пожалуйста, ни одного дня. Баронесса надеется встретиться с вами у графини де Суассон.
Сезар поспешил обо всем рассказать своему приятелю.
— Отлично! — восхитился Лудеак. — Я знал, что старик Порчиа нам понадобится. Теперь у нас есть выбор — действовать, как он просил, или вывести её на чистую воду. Действуй!
«Как это — „действуй“?», мелькнуло в голове Шиврю. Ему почудилось (таким «храбрым» господам, у которых обычно сильно развито воображение, часто именно чудится, что Лудеак требует от него слишком решительных поступков.
— Что… что я должен делать? — неуверенно произнес он.
Лудеак понял друга и улыбнулся.
— Да ничего особенного, успокойся. Не теряй ни минуты, отправляйся к графине де Монлюсон и начинай её торопить. Главное, не обращай внимания на её болтовню. Выслушай, поклонись, и — в путь.
И, заметив, что лицо Шиврю оживилось, он добавил:
— Действуй, д'Авранш, действуй!
Когда Шиврю явился к Монлюсон, она была занята привязыванием банта к эфесу шпаги (ясно, чьей). Он прямо ей сообщил о принятом решении.
— Мы уезжаем в канун битвы? — Ее улыбка была достаточно красноречива.
— Я ею жертвую во имя особы, порученной мне королем.
— А, так это все ради меня?
— А для кого же еще, позвольте узнать? Судьба изменчива. Мне легко умереть у ваших ног, но кто бы тогда защитил вас от турок? Поймите, ведь вы можете попасть в чей-нибудь гарем. Да у меня кровь стынет в жилах от этой мысли! Нет, никогда! Мой долг — спасти вас, и мне не нужна никакая боевая слава, я готов жертвовать всем. А служба королю превыше всего на свете.
— Тогда позвольте мне отослать эту шпагу тому, кто не доводит свое повиновение королевской воле до таких пределов.
Орфиза позвонила лакею и приказала ему доставить шпагу «графу Шарполю от имени герцогини д'Авранш.»
— Вот теперь, граф я к вашим услугам. Кажется, я у вас под караулом, не так ли?
Он низко поклонился — не выше, чем самой королеве, — и глухо произнес:
— Когда-нибудь вы отдадите мне справедливость.
Когда принцесса Мамьяни услыхала о предстоящем отъезде мадемуазель Монлюсон, она поспешила к ней и сообщила о своем желании ехать с ней. Тронутая этим, Орфиза обняла её с вопросом, откуда такая симпатия.