Золотой человек
Шрифт:
«В этих краях ширина Дуная нигде не превышает двух тысяч шагов, — прикидывал в уме Тимар. — Значит, нужно только неуклонно держаться одного направления, и непременно выйдешь к берегу».
Но попробуй, определи верное направление в темноте и густом тумане! Каждый ледяной затор заставляет сворачивать с прямого пути, петлять, двигаться зигзагами. А в результате толчешься на одном месте. Несколько раз Тимару как будто удавалось выбраться на верную дорогу, еще сотня-другая шагов — и он достиг бы берега. Но тут его снова начинали обуревать сомнения, он свертывал куда-то
Часы показывали пять утра. Уже целых четыре часа Тимар бесплодно кружил по Дунаю. Накануне он целый день не ел, ночь провел без сна и поэтому теперь чувствовал неимоверную усталость. Вместо того чтобы подкрепиться, сберечь силы, он еще предавался мрачным мыслям, терзал и без того взвинченные нервы.
Убедившись, что он безнадежно заплутал, Тимар остановился и снова стал прислушиваться. В эту пору звонили к заутрене. Колокольный звон мог доноситься либо со стороны города, либо из прибрежного селения.
Странные причуды у судьбы! Безбожник, еретик как манны небесной ждал благовеста. Отступивший от бога беглец жаждал услышать отдаленный зов церковного колокола.
И он услыхал долгожданный перезвон комаромских церквей. Звуки колоколов слышались далеко за его спиной. Значит, чтобы достичь уй-сёньского берега, надо взять немного правее и двигаться вперед.
Но церковные колокола зло подшутили над Тимаром. Они еще больше отдалили его от берега и глубже заманили в непроходимые ледяные дебри вверх по Дунаю. Теперь он набрел на целое поле огромных, хаотически нагроможденных глыб. Везде торчали их острые пики. Спотыкаясь на каждом шагу, Тимар то и дело проваливался в сугробы. Он с трудом взбирался на ледяные кручи, цепляясь за выступы, скатывался с отвесных стен и полз вперед. Но берега все не было, а звать на помощь он не решался.
Кругом ни души, никаких звуков, кроме карканья стаи ворон, пролетевшей над его головой.
Теперь Тимар надеялся лишь на рассвет. По восходящему солнцу он, как опытный корабельщик, без труда определит, в какую сторону течет Дунай. Это можно было бы установить и в полынье, но ледяная кора всюду была такой твердой и прочной, что пробить ее удалось бы разве что с помощью кирки.
Наконец занялась заря. Однако густая пелена тумана не позволяла разглядеть солнце. Между тем необходимо было продолжать путь. На льду опасно делать передышку…
Уже был десятый час, а Тимар все еще блуждал в поисках берега. Наконец туман на мгновенье рассеялся, и на горизонте смутно проглянуло солнце — бледный и тусклый блик на фоне неба. Воздух как бы наполнился множеством сверкающих льдистых игл. Искрометная мгла клубилась, заволакивая небосвод, нестерпимо слепила глаза. Разве тут сориентируешься?
А потом солнце поднялось уже так высоко, что невозможно было определить по нему, где восток. Зато Тимар приметил нечто другое. Когда он вглядывался в искрящуюся, полупрозрачную мглу, ему почудились смутные очертания крыши, А где дом, там и земля. И он направился в ту сторону.
Увы, прояснилось лишь на несколько минут. На замерзшую
Впрочем, наученный горьким опытом, Тимар старался теперь идти только прямо, не сбиваясь с пути. На этот раз он взял правильное направление. Вскоре из молочной мглы выступили очертания крыши. Она находилась в каких-нибудь тридцати шагах от него. Наконец-то жилище!
Однако, приблизившись к строению почти вплотную, Тимар увидел, что это всего лишь водяная мельница. Видимо, ее оторвало от берега, где она стояла в зимнем затоне. А может быть, это была плавучая мельница; напор льдов сорвал ее с якорных цепей, а течением принесло сюда.
Льдина острым концом так ровно срезала борта мельницы, словно их перепилил пополам искусный плотник. Колеса были разбиты в щепки, и остов очутился как бы во рву, зажатый огромными глыбами, вставшими вокруг него гигантским частоколом.
Ошеломленный Тимар остановился. В глазах у него помутилось. Перед ним словно встал призрак былого — он сразу вспомнил мельницу, затонувшую в водовороте Периградского порога. Может, она и в самом деле вынырнула из ледяной пучины и теперь приютит его?
Да где уж тут! Эта развалина, того и гляди, рухнет! Обломок, зажатый в грозных льдах!
И все же какой-то смутный, но властный инстинкт заставил Тимара войти в строение. Замок был сорван, — вероятно, от сотрясения, — и двери распахнуты настежь. Тимар медленно переступил порог и вошел внутрь. Жернова уцелели, и ему казалось, что вот-вот появится белый призрак мельника и начнет засыпать зерно в воронку.
На кровле, на балках, на всех карнизах и выступах сидело множество ворон. Несколько птиц взлетело, когда Тимар приблизился к ним, но на их место тотчас сели другие. Остальные даже не шевельнулись и не обращали на него ни малейшего внимания.
Тимар смертельно устал. Он много часов бродил среди льдов, с трудом Пробираясь сквозь ледяные завалы, желудок его был совершенно пуст, нервы расстроены. К тому же он продрог до костей на пронизывающем ветру.
В полном изнеможении опустился он на балку, веки его тотчас же сомкнулись.
Едва закрыв глаза, Тимар увидел себя с багром в руках на палубе «Святой Борбалы». Рядом стоит девушка с бледным лицом. «Прочь отсюда!» — кричит он ей. Корабль несется прямо на рифы, пенистые буруны мчатся ему навстречу. «Ступайте в каюту!» — еще громче кричит он, но девушка не двигается с места, стоит как вкопанная. Еще миг, и судно низвергнется в бездну, в бурлящий водоворот, увлекая за собой пассажиров…
Тут Тимар свалился с балки и проснулся. Только теперь он осознал, какой подвергался опасности. Ведь стоило ему заснуть покрепче, и он наверняка бы замерз. Конечно, это весьма удобный способ уйти из жизни, но у него есть незавершенное дело на этом свете и его час еще не пробил.
Да и что сказали бы люди, обнаружив на затертой льдами мельнице окоченелый труп Михая Тимара Леветинци? Стали бы доискиваться, как он здесь очутился, пошли бы толки… Загадочная кончина! Нет, такая нелепая смерть претит ему!