Золотой истукан (др. изд.)
Шрифт:
– Придут - быков бы зарезать. Небось не станут буянить на сытое брюхо.
– Князь, озираясь, дергал волхва за рукав грязной ризы, волхв же отмахивался, бешено тер темной ладонью белое чело.
– Погоди!
– вскричал Доброжир.-Привадить хочешь? Попробуй, ублажи - с горба не слезут. А меня чем будешь кормить? Женушек, чад, дружинных отроков, челядь? Не смей. По-иному обойдем горластых.
Из- за Днепра приплыл человек, донес: конники в полях объявились, веси жгут, озоруют, близко подступили. Смуглые, в диковинных свитах. Видать, козаре.
– Козаре?
– не поверил Доброжир.
– Откуда им взяться? Может, алан занесло захудалых? И то едва ль. Скорей северяне балуют. Под козар обрядились, чтоб с толку сбить.
– Скуластые, черные.
– Козаре?!
– Эка напасть. Две беды заодно: смерды, козаре. Хоть и не скор в помыслах князь, однако неглуп.
– Накормить сиволапых, раздать рогатины, против козар их пустить?
– Раздашь - с тебя и начнут.
– Хоть плачь! Запутались.
– Пошли за Днепр дружину. Не всю - Идара с лучшими оставь. Хватит и этих. Переможем лихих.
Смерды, козаре.
Пока дружина грузилась в челны, волхв Доброжир бродил за тыном, в роще на подступах к граду, общаясь с богом. Завидев ризу, расшитую желтыми пятнами солнц и стрелами молний, люди сходили с пути, прятались в кустах.
Будто и спокойно, тихо в роще, но волхв приметил - сухие листья с жалостным шорохом без ветра падают наземь. Пестрый дятел на дубу неистово стучит, чайки оголтело плещутся в реке. На прибрежном лугу ноют жуки, лошади буйно храпят, трясут головами, задирают их кверху. Ложатся, изнемогая, на траву, где уже, как баба от боли, катается пастуший пес. В посаде распевают петухи, свиньи надсадно визжат, утки громко хлопают крыльями, будто беду хотят отогнать. Но ей, видно, быть. Худо.
Смерды, козаре. Смерды, козаре. Два слова незаметно уравнялись: смерды - козаре.
Смерды. Они казались Доброжиру огромным грозным скопищем, к которому не знаешь, как подступить. Он исступленно искал в этой крутой стене расселину, чтоб вколотить разрушительный клин.
Расхаживая по роще, волхв наступил на что-то упругое, с воплем отпрянул: поперек тропы растянулась змея с размозженной головой. Подле - камень. Большая змея, толстая, ужалит такая - умрешь. Но стукнули по голове - обратилась в тряпицу.
Ага. Первый у них - изгой, самый непутевый, зловредный из смердов. Калгастом зовут. Но как его убрать, чтоб смерды княжий двор не разнесли? Чем их застращать?
Смерды, Калгаст.
Волхв заметался по роще.
Смерды, Калгаст.
И эти два слова уравнялись:
– Смерды - Калгаст.
Затем осталось одно:
– Калгаст.
А козаре?
– Калгаст - козаре.
Волхв тихо вскрикнул.
Теперь он знал, что делать.
Руслана вывели из храма. Ему показалось - поздний вечер на дворе, до того темно и неуютно в городе. Лишь оглядевшись, сообразил: темно от туч, горой нависших над Росью. Когда успели набежать?
– Послужи Роду, - шептал по дороге волхв.
– О, сколь радостно Роду служить, князю светлому, русскому племени! Не забудут они верную службу твою…
Руслан очутился на требище - большой поляне за городом, где русичи раз в год, в Родень день, требы кладут - приносят жертву своему верховному богу. Оттого и город - Родень. Требище старое, замка не было и в помине, когда тут зажглись первые огни. Они и сейчас горят в ямах, вырытых по кругу. В середине круга - огромный дубовый идол, перед ним на поляне - будто облако опустилось: столько народу скопилось.
Не блеют нынче на требище овцы, не ревут, как бывало, быки, - волхв Доброжир кричит, рукой потрясая: - За кем идете? Или сами недругам продались? Он козарами послан - честных людей смущать, устои наши изнутри точить. Чтоб козарам легче было нас одолеть. Вот свидетель!
– Доброжир схватил Руслана за плечо, встал с ним под идолом.
– Скажи, хулил Калгаст владыку чистого, хвалил козарских богов?
Вот оно что… То-то Калгаст его обхаживал. Слава Роду, не успел опутать, как бедного Добриту. Однако и Руслан к делу малость причастен: рыбу Калгастову ел, речи слушал. Обмер парень. И толпа заметно сникла» подалась. Измена? Господь, сохрани. Люди дотоле и люди, покуда способны себя отличить от других. Другие - недруги. Их жизнь - наша смерть.
– Говори, Еруслан!
– шумели смерды.
– Было. Рода поносил: мол, негож против чудищ козарских. Степной, слышь, бог его перемог, всю землю выжег.
Ожидал - взревут, но толпа лишь колыхнулась. Шептались, переглядывались. Видать, не верили Руслану,
– Калгаст - лазутчик вражий?
– Немыслимо это.
– Пошто? Где он бродит полгода?
– А пусть сам перед нами предстанет.
– Калгаст, ты где? Выходи.
– Я здесь.
– Изгой показался с Добритой, Нежданом, трезвый, натянутый, как тетива, осторожный и зоркий. Таким, наверно, он бывал на охоте. Упруго ступил вперед, повернулся к народу.
– Про ветхого Рода, про чудищ степных - говорил, не отрекаюсь. Простите, сбрехнул от обиды горькой. Уж больно нужда заела. Но козар, сколько живу, не видал. Теперь - судите.
Тьма за горой сгустилась до аспидной черноты с клубящейся дымчатой просинью.
Крепость, тронутая неживым, железным, слепяще белым светом, пробившимся сквозь тучи, что кружились над правобережьем, с пронзительной четкостью выступала из тьмы, как снежный скалистый остров из пучины.
И чудились в этом странном свете чьи-то холодные очи, отблеск нездешних огней.
Добрита с укором:
– Стыдитесь! Неужто Калгаста не знаете?
– Лжет Доброжир, пес лохматый!
– подхватил Неждан.
Небо треснуло синей, с черной пятнистой копотью, хуннской чашей на жертвенном костре, и алым пламенем в широких трещинах сверкнула молния.
– Кары, кары Родовой бойтесь, смерды!
– прокаркал волхв.
– Падите! О нивах своих подумайте, о детях!
Чудовищный грохот обрушился на толпу, казалось - его изрыгнула огромная зубастая пасть истукана с плоским золоченым ликом. И полыхание молний представилось гневным светом его глубоких очей. С ревом и воем кинулись смерды наземь, и сверху на них обвалились горы грома.
– Требу, требу несите Роду!
– -рычал Доброжир.
– Кровавую требу ему кладите! Одной токмо кровью сподобитесь искупить гордыню, дерзость и непослушание!
– И когда распростертых на траве людей вконец расплющил громовой удар невероятной силы, волхв, корчась от ужаса, взверещал: - Хватайте нечестивых!