Золотой козленок
Шрифт:
Жульдя-Бандя улыбнулся:
– А это у вас копчёная курочка?
– Петух, - продавщица хихикнула.
– Я надеюсь, он умер не своей смертью?
– Смертью героя.
– Заверните и обсчитайте, пожалуйста, - Жульдя-Бандя искренне опасался, что разохотившийся авангардист нанесёт серьёзный удар по бюджету.
– Непременно, - пообещала продавщица, лихо щёлкая по клавишам калькулятора.
– Сто семнадцать рублей пятьдесят копеек.
– Ого! Я же просил обсчитать, а не ограбить!
– воскликнул покупатель, в совершенстве владеющий приёмами сложения простейших чисел.
– Я понимаю,
– Возмужал ваш друг детства, - съехидничала продавщица, выдавая сдачу, с вычетом пожертвованного на содержание мужа и детей червонца.
Глава 16. Пополнение в рядах «святой троицы». Знакомство с другом Карлсона - Ёжиком
Носитель высокой пролетарской моды взял бутылки за горлышки, этикетками наружу, в надежде, что кто-то из собутыльников встретится по пути и будет терзаться сомнениями о причине его столь стремительного взлёта.
– Минор, ты чё, банк ограбил?
– к нему подошло заросшее существо в драных джинсах и жёлтой жёваной рубахе с оторванным на треть рукавом. Существо напрочь отвергало дарвиновскую теорию, где оппоненты могли с лёгкостью растоптать приверженцев силиконовой гипотезы, заявляя о том, что не человек произошёл от обезьяны, а она от него - путём устойчивой деградации и дегенерации последнего.
– Родственник приехал… из Сэ Шэ А, - в голосе пролетария появился оттенок дерзости, как у ступившего на первую ступеньку карьерной лестницы ефрейтора.
– Чо, в натуре из Сэ Шэ А?!
– Из Сэ Шэ А, - категорично подтвердил Карлсон, коего незнакомец обозвал всё же Минором. Он оставил на лице такую печать, будто родственники из США навещают его каждую неделю.
– Чё-то рожа у него - не как у Сэ Шэ А, - незнакомец потёр рукой под носом, не веруя, очевидно, россказням Минора.
– Вот из ё нейм?
– вспомнил Жульдя-Бандя из разговорника. Некогда он искренне рассчитывал разбогатеть на благодатной почве, взращивающей миллиардеров и демократов, где у подножия Капитолийского холма всякому дозволяется громогласно выразить своё презрение президенту.
– Не понимай, - австралопитек стыдливо покрутил головой, искренне сожалея о том, что в юности тяга к знаниям так и не возобладала над ленью.
– Как зовут, дурак!
– помог Карлсон, чрезвычайно довольный столь тонким розыгрышем.
– Ёжик.
– Ё нейм из Ёжик?!
– Зовут как, дурак! Заладил - Ёжик, Ёжик, - он ткнул собутыльника локтем в бок, хотя тот произнёс прозвище лишь единожды.
– Всю жись Ёжиком зовут.
– По паспорту как?
– А у меня его нету, - австралопитек, досадуя, развёл руками.
– Мама как называла?
– вошёл в раж Карлсон.
– Ёжиком.
– А папа?
– У меня папы не было.
Жульдя-Бандя, свидетельствуя процесс, начисто отвергающий дарвиновскую теорию, с трудом сдерживался, чтобы не стать практическим воплощением этого опровержения.
– Ёжик - от непорочного зачатия, - выдвинул гипотезу Карлсон, похлопав того по плечу.
– Май нейм из Джек, - вмешался несостоявшийся американец, протягивая руку непорочно зачатому.
Тот протянул ладонью по «здоровому» рукаву, до самого манжета (другой был оторван на треть в драке за мусорные баки – с Робинзоном и Фантомасом с малой Посадской, грубо поправших территориальную целостность границ).
Рубаха, с Рождества Христова не знавшая стирки, вряд ли была чище ладони, и это не могло не вызвать добродушной улыбки несостоявшегося миллионера. Австралопитек пожал ему руку и с тем, чтобы полностью завершить обряд знакомства, произнёс высоко и торжественно:
– Мой нейм из Ёжик!
У приверженцев дарвиновской теории не оставалось ни малейшего шанса на реабилитацию.
– Минор, он чё - по-нашему ни жу-жу?
– Ни в зуб ногой, - авангардист спешно отвёл глаза, дабы отвратить разоблачение…
Фунтику появление дружка в обществе бродяг нисколько не импонировало, и он с неприкрытым отвращением осматривал новичка, накапливая злость, чтобы выплеснуть её в более концентрированной форме.
– Он чё - тоже из Сэ Шэ А?
– с удивлением обратился новоприбывший бродяга к дружку, замечая какое-то странное отрешение на лице незнакомца.
Карлсон кивнул:
– Американец… из Бродвея.
Бродяга протянул правую верхнюю конечность, ещё более концентрируя злость «американца»:
– Мой нейм из Ёжик…
Фунтик одернул руку, по-видимому, не желая знакомиться с животными.
– Из Одессы я… - последовавший дальше непереводимый набор слов подтверждал, что он чистокровный одессит, а если когда и был в Америке, то проездом.
Глава 17. Экс-солист Мариинки покоряет сердца слушателей
Жульдя-Бандя захохотал открытым грудным смехом, чего не может позволить себе ни один, даже самый отъявленный американец.
– А по-почему всё-таки Минор? Мажор звучит более оптимистично, - враз истребив в себе американца, с трудом подавляя смех, он стал обретать человеческие качества, обращаясь к авангардисту.
Карлсон тотчас преобразился: поднял голову, устремив взор куда-то в вечность, и мощным академическим тенором запел:
– Бэссамэ, бэссамэ мучо, комо си фуэр эста ночэ ля ультима вэз, - мелодия, разверзая пространство, уносилась куда-то в космос.
– Бэссамэ, бэссамэ мучо, кэ тэньго мьеддо тенертэ пэрдэртэ деспуэс, - нещадно насилуя голосовые связки, закончил он фортиссимо.
– Браво!
– захлопал в ладоши Жульдя-Бандя, и даже Фунтик, предпочитающий воровские песни, удивлённо покрутил головой.
– Минор в Мариинке пел, - пояснил Ёжик и щёлкнул пальцем под скулу, к чему пояснений не требовалось…
… Андрей Седых, он же Минор, или Карлсон, обладал исключительными вокальными способностями. Природа наградила его певческим даром, что и привело молодого талантливого паренька из забытого богом Дальнегорска, что в Приморье, через тернии - на сцену Мариинки.
От отца тот, правда, унаследовал тягу к спиртному, которая в полной мере проявилась, когда он стал ведущим солистом театра, и поклонницы стаями атаковали молодого симпатичного тенора в гримёрках, вестибюлях, проходах и в подъезде дома на Лиговке, в котором он снимал приличную двушку.