Золотой козленок
Шрифт:
– Дима, каптан милисья, сказал: «Таргуй, Джамал», - чуть не плача, лепетал, оправдываясь, азербайджанец.
– Санкнижки нету!
– Регистрация, - напомнил Фунтик, усугубив обвинение.
– Регистрация есть?!
– Жульдя-Бандя был похож уже не на учительницу, а на прокурора, обличающего преступника.
– Откуда ты взял эти дыни?
– Сам, на земля, своим руком пасадиль!
– Где?!
– На дома, на Азербайджан, на Али-Байрамлы пасадиль, своим руком!
– Джамал предъявил ладони, не познавшие
– Каким образом ты мог вырастить в Азербайджане узбекские дыни?! Так, всё - товар конфисковываем!
– Арбузы конфискованы!
– предупредил он невысокую смазливую блондинку, впрочем, для вас можно сделать исключение, - выбрав огромную, на полпуда, дыню, водрузил в слабые изнеженные ручки.
– Не стоит благодарности.
– Забрай не нада!
– взмолился торговец. Он вынул из кармана рубашки сложенные пополам червонцы, трясущимися руками передал их инспектору.
Жульдя-Бандя знал, что торговцы крупные купюры держат отдельно, и с холодным равнодушием дожидался добавки.
Азербайджанец, неохотно задрав штанину, извлёк из-под резинки носков свёрнутые рулетом четвертные, намереваясь добавить несколько ассигнаций. Он хотел для этой цели развернуть брикетик, но инспектор, дабы не утруждать торгаша бессмысленными манипуляциями, с нахальной вежливостью, чему, заметим, и учил своего бескультурного компаньона, тремя пальцами извлёк брикетик, схоронив его в заднем кармане брюк.
Не утратив, однако, человеческих качеств, несмотря на пожирающие современное общество бессердечие, безразличие и бесчувственность, вернул червонцы обратно, напутствуя напоследок:
– Весы нужно приобрести нормальные. Безмен пригоден только для бытовых нужд. Удачной торговли.
Торговец пробулькал что-то глухим трубным голосом. Провожая «инспекторов» кисломолочным взглядом, на безопасном расстоянии, в пылу праведного гнева, посвятил им объёмную тираду на смешанном русско-азербайджанском, в которой превалировали всё же русские общеупотребительные слова.
Глава 9. Знакомство с Питером продолжается
– Триста пятьдесят рупий!
– воскликнул Фунтик, пересчитав деньги.
– За десять минут. Лихо ты развёл хачика!
Жульдя-Бандя, не выказывая эмоций, будто всего-навсего перешёл на красный свет светофора, поучал:
– Учись, пока я жив. Всевозрастающая популяция дураков провоцирует увеличение численности мошенников.
– Погнали на рынок, там азеров - во!
– возбуждённый Фунтик протянул ребром ладони ниже подбородка, в уме подсчитывая дивиденды.
Экс-инспектор посмотрел на дружка, не скрывая подозрения:
– Вы осёл, гражданин Поляков. Мне присутствие на собственных похоронах в качестве покойника не кажется столь уж забавным.
Фунтик хихикнул, вполне разделяя с дружком его точку зрения.
Жульдя-Бандя продолжил развивать тему:
– Рынки крышуют менты, а они вряд ли обрадуются вторжению на свою вотчину беспардонных отъявленных хамов. Рынки, изначально открытые с тем, чтобы кормить народ, утратили свою историческую сущность. Теперь они кормят мафию, и утверждение о том, что цены определяет рынок, - не больше чем профанация и лапша на уши доверчивым идиотам. Цены, дитя моё, устанавливает мафия!
– торжественно заключил философ и, пригрозив мафии пальцем, запел: - А на происки и бредни сети есть у нас и бредни (В. Высоцкий)…
В мажорном настроении гастролёры спустились в подземку и, миновав несколько остановок, вынырнули на станции «Владимирской», с доблестью носившей имя одного из них.
Неподалёку от газетного киоска пьяный пролетарий обнимал фонарный столб, с гордостью неся историческую классовую сущность.
– С душою, полной сожаленья, и опершися на гранит, стоял задумчиво Евгений (А. Пушкин), - проходя мимо, обратил ничем не примечательный, обыденный житейский сюжет в мягкое лирическое отступление Жульдя-Бандя.
– У меня такое подозрение, что это млекопитающее никогда не станет философом.
– Ну, конечно, - согласился Фунтик, саркастически хмыкнув в сторону уже состоявшегося.
– Девушка, а у вас «Правда» есть?
– проникнув головой в амбразуру газетного киоска, осведомился правдоискатель.
Смазливая, с наивной мордашкой, более походившая на старшеклассницу киоскёрша хитро улыбнулась:
– «Правды» нет.
– Правды нет, «Россия» продана. Тогда сканвордики несложные для моего друга, чтобы у него не было повода менять с годами сложившегося о себе мнения.
Девица, не утратившая в холодном северном городе чувства юмора, подала «Почемучки» для дошкольников.
Жульдя-Бандя улыбнулся, рукою отвергая детские головоломки:
– Я боюсь, чтобы он не возгордился. С вашего позволения, на уровень выше - «Зятёк», например, к тому же он в этой должности значительно преуспел…
– Зятя?
– девственно-очаровательная улыбка заполонила бледное личико аборигенки.
– Вот именно. Его вынуждена терпеть уже пятая тёща, и он, можно сказать, застуженный зять Советского Союза.
Подавая «Зятька», киоскёрша привстала, выглядывая в амбразуру, чтобы лицезреть «застуженного зятя».
– О, туалетная бумага!
– Жульдя-Бандя ткнул пальцем в розовый рулончик за стеклом входящей в гигиеническую моду туалетной бумаги. В берлоге старого Соломона, по старинке, были нарезаны квадратики из газет - основное их предназначение после прочтения.
– Импортная, маде ин Германия!
– торжественно предупредила девица.
– Три рубля рулон.
– Дайте рулончик… нет, два!
– превозмогая скромность, гуттаперчевый покупатель выкинул средний с указательным пальцы на правой руке.
– Гулять, так гулять!