Золотой крест
Шрифт:
В ответ послышались голоса:
— Добже, Саша, добже.
— Очень правильные слова.
Выпили. Закусили. Помолчали. Потом командир бригады сказал:
— Теперь слово имеет начальник штаба.
Высокий и костистый, с перевязанной рукой после недавнего ранения, тот взял с подоконника папку, вынул из нее нужную бумагу, встал и прочитал:
«Приказ командира бригады...»
Присутствующие за столами, как один, поднялись. Начальник штаба продолжил:
«За успешные действия в
Сержант Кузьмин принял часы и на тыльной металлической крышке прочитал:
«И. П. Кузьмину — от польских партизан».
Когда пришел срок, Иван и Марина тепло, распрощались с партизанами и отправились в танковый полк. Они догнали его за Демблином.
Вскоре батальону, в котором теперь служил сержант Кузьмин, пришлось действовать в головном отряде. Боевой приказ командира требовал от батальона — дерзкой ночной атакой оседлать важную шоссейную дорогу.
Гитлеровские командиры понимали: потерять дорогу — значит, оставить в русском мешке растянувшиеся подразделения и тылы, не успевшие отступить после сильного натиска советских войск. Враг решил защищаться во что бы то ни стало.
Танкисты попробовали пропороть немецкую оборону лобовой атакой — не удалось. Немцы предусмотрительно выставили плотный броневой заслон.
Машинах бортовой надписью «Иван Кузьмин», замаскированная нарубленными елками, стояла на лесной опушке, просунув зеленый ствол орудия в сторону вероятной контратаки. Впереди раскинулось клеверное поле, а за ним — молодой дубняк.
В полдень, когда над полем разразилась гроза с сильным дождем, из дубняка грузно, словно увальни, гуськом выползли три немецких танка. Набирая ход, они шмыгнули в низкорослую пшеницу, отчего боковая броня осталась неприкрытой. Сержант Кузьмин поймал в перекрестие головную машину и выстрелил. Снаряд угодил точно в цель, высек из брони пучок искр, но безрезультатно. «Тигр» невозмутимо двигался вперед. Иван запустил второй снаряд. Повторилось то же самое.
— Достать из неприкосновенного запаса подкалиберный снаряд! — распорядился командир экипажа. — Его простыми не возьмешь.
— Есть достать подкалиберный! — ответил заряжающий и быстро послал его в дымящийся казенник. Кузьмин сдвинул на затылок танкошлем, прильнул к прицелу и, вновь поймав «тигра» на перекрестие, выстрелил. Снаряд пробуровил броню и поджег танк.
Второй немецкий «тигр» развернулся в нашу сторону и метким ударом вывел из строя «тридцатьчетверку», стоявшую по соседству с Кузьминым.
— Он еще вздумал наших бить, — проворчал сержант и вторым подкалиберным снарядом перебил гусеницу у стрелявшей немецкой машины. Та юлой крутнулась на месте и встала.
За день бойцы батальона отбили три атаки. А назавтра немцам удалось отрезать батальон.
Целые сутки воины дрались, не зная усталости, зло стреляли
Двинув машины вперед на больших скоростях, в строгом направлении к своим, ведя густой, беспощадный огонь, комбат вывел подразделение из мешка.
Теперь бы отдохнуть, да не тут-то было. Враг, нащупав новое уязвимое место, на левом фланге отрезал соседний полк.
— Положение там исключительно тяжелое, — объяснял командир полка. — Я принял решение помочь товарищам. После этого нам обещают трехдневный отдых.
Бойцы острили:
— Вот уж отлежимся, приведем себя в божий вид.
— Весь недосып аннулируем...
На танковых боеукладках быстро выросли штабели снарядов, машины до отказа заправили топливом, и полковник напутственно сказал:
— Желаю удачи, орлы. После боя начнем оформлять наградные листы за неделю.
Вскоре разгорелся танковый бой.
— Рассредоточиться по складкам местности! — распорядился комбат, поняв, что форсировать трудный участок сейчас, в дневное время, очень опасно.
Танки заняли оборону. Машина, в которой находился Иван Кузьмин, расположилась в круглой ямине, прикрываясь ее травянистыми боками.
— Сейчас мы им дадим прикурить, — заметил командир экипажа, довольный избранной позицией.
— Стопроцентно дадим, — подтвердил Кузьмин. — Сегодня я чувствую столько зла к арийской породе, сколько не чувствовал никогда.
Потянулись долгие минуты. Сержант Кузьмин, поводя пушкой по кругу, стал выискивать вражеские танки. Справа и слева раздались выстрелы. Товарищи по кому-то ударили. А тут, как назло, не попадает в прицел ни один танк, ни одна пушка. Злой, не замечая, как из-под танкошлема по лицу текут ручьи пота и холодными солеными каплями попадают в уголки рта, он приговаривал:
— Неправда, поймаю. Поймаю и влеплю стопроцентно.
В это время донесся голос командира экипажа:
— Идет! Показался!
— Где, товарищ лейтенант?
— Справа от нас ползут по кустарнику.
Башня легко повернулась вправо. Затаив дыхание, Кузьмин навел пушку на немецкий танк и выстрелил.
— Начало есть, товарищи! — кричал он радостно друзьям. — Делайте зарубки на броне, чтобы не сбиться со счета.
Но зарубок больше не появилось. По выстрелам немцы засекли танк и начали стрелять с закрытых артиллерийских позиций. Упал первый крупнокалиберный снаряд, второй. А третьим был насмерть сражен Иван Кузьмин, ранило в ногу и Марину.
...В тот день, когда Иван Кузьмин и его жена Марина отправились в танковый полк, партизан, занявших Михув, вызвали в город Люблин для пополнения частей Польской армии. Кузнецову было приказано сдать дела и выехать в партизанский штаб, находившийся в городе Ровно.
Перед проводами на родину боевого русского командира польские партизаны собрались на митинг. Поднимаясь один за другим на трибуну, сколоченную из старых досок посреди площадки, поляки говорили:
— Саша-летник — наш настоящий друг на вечные времена.