Золотой песок для любимого

Копейко Вера Васильевна

– Ах ты, восточный паша, Галактионов! Вот почему ты так любишь путешествовать!

А Михаил Александрович смеялся про себя. Кроме мужа, все о женском белье знает поставщик такого белья.

В свое время Михаил Александрович Галактионов небольшие средства вложил в производство женского белья в небольшую лондонскую фирму. Это произошло во время службы при русском посольстве. Нельзя сказать, что его должность была такова, что ее следовало произносить громко и четко. Нет, он выделял отчетливо главное – дипломатическая служба.

Но

Галактионов понял давно – верно сказано: не место красит человека, а человек место. С ним случилось именно так. На сторонний взгляд он оказался интереснее своего места – его заметили люди из одного сообщества. Его название не произносили в полный голос, но не по причине малозначительности, а по иной, по которой и сегодня не слишком громко произносят: сообщество тайное.

На собрание в город Бат, в тот самый, куда он позднее привез учиться Шурочку, его пригласил Игнатов, старший по должности. Бат избран был не случайно, поскольку в нем сохранились остатки не только римских бань. В городе веками витал дух рыцарского ордена, который материализовался в нечто подобное историческому обществу. Михаилу Александровичу всегда нравилась такая жизнь, в которой есть игра. Не карточная. Она для него чрезмерно материалистична. За что, кстати, любил эту игру Волковысский, Шурочкин отец. И за что не любил Волковысского Михаил Александрович. Он видел для своей сестры иного мужа, похожего на него самого…

К тому же во времена, пришедшиеся на раннюю молодость Галактионова, слово «игра» было на слуху. Правда, чаще всего оно имело отношение к азартным забавам. Так случается, когда в обществе наступает затишье после бури. Напряженные нервы протестуют против покоя, человеку становится скучно, он жаждет взбодриться.

Но, как понял со временем Галактионов, любая игра – это игра на деньги. Она шла и внутри сообщества, в которое он вошел. Незаметная простому глазу, тем более восторженному, как его, присыпанная словесной мудростью, прикрытая впечатляющими ритуалами, но она шла.

Однажды они ехали с Игнатовым в Бат, чтобы обсудить очередной период из жизни средневековых рыцарей. Переезжая из страны в страну, опасаясь грабежей, они придумали, как обезопасить себя.

– Подумать только – если они по предъявлении письма в чужой стране получали столько, сколько оставили в своей… Значит, мы можем считать это зачатками мировой банковской системы, – горячился Михаил Александрович.

– Мы обсудим это сегодня, – осадил его друг. – Давайте поговорим о том, что предложат сегодня вам, друг мой Галактионов, – тихо сказал Игнатов.

– Мне? – изумился Михаил Александрович. – Я весь внимание.

– Надеюсь, вы не прочь поддержать нынешнюю банковскую систему, – тихо спросил Игнатов, – новыми поступлениями на ваш счет?

Галактионов повернул к нему идеально причесанную голову.

– Но каким образом? – быстро нашелся он, заметив, что лицо старшего друга серьезно.

– Я уже сказал, что вам готовы сделать интересное предложение.

–

Какое?

– Вложить деньги в небольшую фирму.

– Но у меня так мало денег. Вы знаете это, Игнатов.

– Мало и вложите.

– Что же выпускает фирма? – спросил Михаил Александрович.

– Тончайшее дамское белье, – ответил Игнатов и заранее улыбнулся, готовясь насладиться лицом, которое сейчас он увидит.

Михаил Александрович расхохотался. Он хохотал как оглашенный. Игнатов, позволяя ему вдоволь выразить свои чувства, отвернулся к окну кареты. Он разглядывал покойные пейзажи. Белоснежные овцы на ярко-зеленой траве всегда вызывали одно и то же чувство. Он определял его как умиление.

Галактионов, думал он, молодой мужчина, конечно, осведомлен, что у всякой женщины между платьем и телом надето еще кое-что. Он наверняка видел разные варианты – у деревенских девушек в своем имении, у актрис в Москве, у дам полусвета в городах Европы. А также у молоденьких продавщиц в Лондоне. Он заметил, что у Михаила Александровича особая тяга к очень молоденьким девушкам.

Наконец Галактионов повернулся к спутнику и задал вопрос:

– Но для кого… из них?

Теперь хохотал Игнатов. Казалось, от громового раската за окном пустились врассыпную овцы, они понеслись вскачь не хуже каких-нибудь жеребят.

– Все, что угодно, – вытирал глаза Игнатов, – я ожидал от вас, милый мой Миша. Недоумения, смущения, сомнения в выгоде подобного вложения золотых рублей. Я позволил вам посмеяться, расценивая это как смущение. Но столь тонкого подхода к делу – нет. Ах, Галактионов, вы тайный наш повеса, – погрозил он пальцем юному другу. – Но вижу главное – вы согласны?

– О да, – ответил Михаил Александрович. – Я полагаю, что это белье тончайшее, нежнейшее, словно…

Игнатов поднял руку.

– Прошу прощения, качество, крой, размер мне не поручено обсуждать. И я не желаю сам. – Игнатов был без ума от своей жены, и все это знали. У него уже было семеро детей. А через месяц он ожидал восьмого. – Хотите, я скажу кое-что другое?

Михаил Александрович кивнул:

– Хочу. Я всегда слушаю вас с радостью.

– Не прогадаете. Со временем, если пожелаете, можете стать сэром Майклом не только в узком кругу, – заметил Игнатов.

Михаил Александрович понимал, о чем говорит его друг. Все, что связано с женскими удовольствиями, способно принести прибыль.

– Сколько мне будет положено отчислять на общие радости? – спросил он.

– Как и всем. Три процента.

Галактионов кивнул. Что ж, это замечательно…

Надо признаться, он много раз думал, прогуливаясь по лондонским улицам, оглядывая вывески, как бы хорошо было вложить свои, хотя и небольшие, деньги здесь во что-то основательное и вечное. Наблюдая, как, перебирая ключи, открывает свою мастерскую оружейник, он думал – вот вечное. Но эта мастерская на Бонд-стрит наверняка семейное дело. Ничего не выйдет, дорогой, осаживал он себя.