Золотой петух. Безумец
Шрифт:
Он долго ходил из угла в угол в своей маленькой комнате, терзаясь сомнениями, пока не зазвонили к заутрене. Ночь пролетела незаметно. Взгляд Микаела остановился на чемодане, уложенном еще с вечера: этот предмет как бы безмолвно напомнил ему о том долге, от выполнения которого он не мог уклониться. Невольно он вспомнил, что это был тот самый чемодан, с которым он впервые отправился в путь, вспомнил тот букетик цветов, который бросили ему в повозку с кровли дома две девушки… И в его воображении возникли нежные лица Рипсиме и Гаяне.
В это время с улицы послышался стук подъехавшего экипажа, и через несколько минут на пороге комнаты появился извозчик.
— Господин, — сказал он, кланяясь, — вы приказали заехать за вами рано утром, я немного запоздал, извините.
— Ну ладно, мы еще успеем, вынеси чемодан и обожди меня. Я скоро выйду, — сказал Микаел после минутного раздумья.
Извозчика Микаел нанял накануне, когда поехал за врачом.
Настала решительная минута. Немного поколебавшись, Микаел подошел к письменному столу и, взяв листок бумаги, написал:
«Прощайте, Ида! Примите от меня этот небольшой подарок в знак моей братской любви, он пригодится вам в тот день, когда вы решите устроить свое счастье и будущее». Вложив записку в конверт вместе с толстой пачкой ассигнаций, Микаел вышел в соседнюю комнату и окликнул хозяйку, которая все еще сидела у постели больной дочери.
— Я пришел попрощаться с вами, — сказал ей Микаел.
— Вы уже уезжаете! — воскликнула она растерянно и тут же добавила: — Хотите, я разбужу Иду?
— Не беспокойте ее, не надо ее волновать.
— Но она очень огорчится, узнав, что вы уехали, не попрощавшись.
— Ида очень добра, она простит мне это. Прошу вас, передайте ей это письмо, — сказал Микаел, вытаскивая из кармана объемистый конверт. Затем он приблизился к постели больной, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Ида спала. Трудно было представить что-нибудь более пленительное, чем это спящее нежное существо. Густые волнистые волосы почти закрывали ее побледневшее лицо, а нежные полуоткрытые губы, казалось, нашептывали какие-то ласковые слова. Ее обнаженная рука лежала поверх одеяла — как бы протянутая для прощального пожатия.
Микаел осторожно взял эту руку, прижал ее к губам и, бросив прощальный взгляд на лицо Иды, вышел.
Старушка проводила его до самых дверей и благословила на прощание.
В это утро другой молодой человек уезжал в Англию. Провожать его собрались студенты. Расцеловав своего товарища и пожелав ему на прощанье счастливого пути, они сказали: поезжай, послужи своему народу, и пусть имена Вардана и Нерсеса [19] вдохновляют тебя.
19
Вардан Мамиконян — армянский полководец (V век); Нерсес — глава армянской церкви, католикос (IV век).
Глава шестая
Скоропостижная смерть Петроса Масисяна имела печальные последствия для его несчастной семьи. Госпожа Мариам совсем растерялась и не знала, что делать. Семья не имела ни одного порядочного знакомого. Эгоистичный, подозрительный и неуживчивый характер покойного оттолкнул от него всех, и после его смерти не нашлось ни одного человека, который подал бы добрый совет осиротевшим и беспомощным наследникам, которым грозила потеря всего имущества.
Госпожа Мариам была неглупой и рассудительной женщиной, но деспотичный супруг обрек ее на такую участь, что, живя в четырех стенах, она никакого понятия не имела о делах мужа. Он был неограниченным властелином и дома и в лавке и не допускал никакого вмешательства в свои занятия, не доверяя ни жене, ни сыну, ни дочерям. Но не стало деспота, и его имуществом распоряжались теперь те, кто был послушным орудием в его руках, те, кого он «просвещал», приучая к воровству и обману…
Единственным другом дома оставался Симон Егорыч. После смерти купца перед ним открылось широкое поле деятельности. Этот старый полицейский выжига, который вел все тяжбы покойного, стал теперь главным советчиком госпожи Мариам.
Как-то вечером госпожа Мариам и обе ее дочери, в глубоком трауре, сидели у себя в комнате. Здесь же находился и Симон Егорыч.
Надев очки и подсев поближе к лампе, он глубокомысленно, с видом археолога, изучающего непонятные иероглифы, разглядывал листок бумаги, то поднося его близко к глазам, то опуская на колени и погружаясь в раздумье. В руке он держал телеграмму.
Госпожа Мариам и ее дочери с нетерпением ждали, когда он сообщит им ее содержание, — принесет ли она им радость, или огорчение.
В телеграмме ясно и просто было сказано: «Мой приезд невозможен. Посылаю Микаела. Он распорядится делами, как найдет нужным. Стефан Масисян». Краткая, сухая и лаконичная телеграмма не могла удовлетворить госпожу Мариам. Слова «мой приезд невозможен» не могли успокоить ее. Почему он не может приехать? Что произошло? Эти вопросы мучили ее. Единственное объяснение, которое приходило ей на ум, — он болен, потому и не откликнулся на ее призыв.
— Ох, что бы такое могло с ним случиться? — жалобно повторяла она. — Мой Стефан такой добрый, такой добрый, он не покинул бы меня в беде… О господи, что же случилось…
Симон Егорыч успокаивал ее.
— Благословенная, конечно, что-нибудь случилось, раз он не приехал.
Рипсиме и Гаяне, хотя и были огорчены этим известием, втайне все же радовались, что снова увидят Микаела. В течение последних лет они столько слышали о нем, что он стал им представляться каким-то фантастическим существом.
А Симон Егорыч был обескуражен. Втайне он рассчитывал, что если Стефан не сумеет приехать, то сделает своим доверенным лицом его, Симона Егорыча. Теперь эта надежда рушилась. Симон Егорыч полагал, что будет иметь дело с неопытным и беззаботным Стефаном, а не с искушенным Микаелем, чей «сатанинский» ум был ему известен. Этот старый волк лелеял замысел урвать солидный куш от состояния покойного, на которое покушались многие.