Золотой петух. Безумец
Шрифт:
— Здравствуй, Хачо, — приветствовал он его.
— Добрый день, барин, — ответил садовник.
— Ты не находишь, Хачо, что нынче очень мало плодов на деревьях?
— За наши грехи, барин. И виноград совсем не уродился, — огорченно ответил садовник.
— А отчего?
— Откуда мне знать… одному богу известно. Я человек темный, но знаю одно: с того дня, как умер Петрос-ага, божье благословение покинуло этот сад. Ты бы видел, каким он был раньше! Настоящий райский сад. От тяжести плодов ломились ветки, приходилось ставить подпорки. А про виноград и говорить нечего: кто ни приходил, наедался и с собой уносил, и столько еще оставалось, что каждый год более ста карасов [20] вина выжимали, а сейчас не то…
20
Карасы — огромные глиняные кувшины, в которых обычно хранят вино.
— Я думаю, — сказал Микаел, — это просто оттого, что в этом году не взрыхлили землю около деревьев как следует. Ты посмотри, Хачо, как разрослись сорняки среди лоз. Их не пололи.
— Нет, барин, вовсе не от этого.
— Так отчего же?
— Ты, видно, не слышал, какая беда приключилась…
— Какая беда?
— «Золотой петух» погиб…
— Об этом я слышал.
— Теперь понимаешь, отчего. С того дня все пошло кувырком. Деревья не стали приносить плодов, лозы — винограда, сперва градом побило, а потом гусеница все попортила.
Микаел промолчал.
— Я работаю в этом саду более двадцати лет и люблю эти деревья, как родных детей. Вот этими руками я их все сажал и растил, — сказал старик, показывая свои мозолистые руки. — Но теперь, скажу откровенно, у меня ни к чему душа не лежит, ни на что бы не глядел, особенно с того дня, как до меня дошла эта печальная весть…
— Какая весть?
— Говорят, что сад продадут за долги. Как услышал я это — словно кинжал вонзили мне в сердце. Как могло это случиться! У аги было столько денег, что ими можно было запрудить Аракс. Что стало с его деньгами, куда они делись, почему приходится продавать сад…
— Не продадут, не горюй, Хачо, — утешил его Микаел.
— Хачо не переживет, если этот сад продадут, — вздохнул старик, вытирая слезы мозолистой рукой.
Тревога Хачо была не напрасной: сад должны были продать с торгов за долги. Но благодаря хлопотам Микаела торги были отложены на несколько месяцев.
Хотя Микаел был расстроен этим не меньше Хачо, он постарался утешить старика и ушел.
В саду веяло безмятежным покоем: воздух был неподвижен, на деревьях не шелохнулся ни единый листок. Жгучие лучи солнца, обдавая золотыми искрами густую листву, не могли проникнуть сквозь зеленые своды; под сенью деревьев было свежо и прохладно. Весело щебетали птицы, перелетая с ветки на ветку.
Но лучезарная природа не производила впечатления на Микаела, он не замечал ее. Словно неприкаянный, в одиночестве, грустно бродил он по саду, погруженный в задумчивость, и взгляд его рассеянно скользил по виноградным лозам, шпалерами стоявшим по обеим сторонам дорожек.
Вдалеке, как лесные феи, резвились между деревьями девушки. Он свернул в сторону, чтобы остаться незамеченным. Две девушки отделились от остальных и медленно направились в его сторону. Время от времени они нагибались и что-то срывали в траве: по-видимому, искали трилистник с четырьмя лепестками, который, по поверью, приносит счастье.
В одной из девушек Микаел узнал Рипсиме, другая была ему незнакома.
— Как ты усердно ищешь, Рипсиме? — спросила ее подруга.
— Ах, если бы мне удалось найти? — воскликнула Рипсиме, продолжая перебирать траву своими нежными пальцами.
— Ну скажи, для чего?
— Хочу попытать счастье…
Незнакомая девушка насмешливо улыбнулась и многозначительно произнесла:
— Ты уже достигла счастья, зачем тебе пытать его.
— Неправда, Назани, зря ты говоришь, — вспыхнула Рипсиме.
— Как неправда! Весь город об этом говорит.
— О чем говорит?
— О том, что ваш подопечный, я забыла, как его зовут, да, Микаел, влюблен в тебя.
— Но я этого не знаю, Назани, клянусь тебе святым крестом, не знаю.
— Ну, а ты любишь его?
— Я…
Но ответа Микаел не услышал, девушки направились в глубь сада. Этот разговор сильно подействовал на Микаела. Все это время он был так погружен в хлопоты по упорядочению дел покойного купца и озабочен тем, чтобы спасти его семью от разорения, что ему некогда было подумать о себе, заглянуть в свое сердце. До сегодняшнего дня он не проявлял особенного интереса к Рипсиме, не приглядывался к ней. Сегодня он словно впервые увидел ее, и она предстала перед ним во всем очаровании своей красоты.
Подошло обеденное время. Из всех уголков сада к беседке стали сходиться женщины и девушки. Там уже были накрыты столы. Микаел поджидал двух судейских чиновников, которые обещали ему прийти в сад и пообедать вместе с ним. Завидев их, Микаел пошел им навстречу.
— Мы, кажется, опоздали, — сказал один из них, здороваясь с Микаелом.
— Нисколько, женщины только что сели за стол, — ответил Микаел, указывая на беседку.
— Ого, да тут их целое общество! — воскликнул один из чиновников. — А мы разве не вместе будем обедать?
— Было бы недурно, но, к сожалению, нас туда не пустят, — сказал Микаел, и его грустное лицо дрогнуло.
— Ну, на что это похоже, посудите сами, обедать врозь!
— Впрочем, вряд ли общество наших женщин может доставить вам большое удовольствие. О чем можно с ними говорить! Ни они вас не поймут, ни вы их. Придется сидеть молча и смотреть на них. Пожалуй, своим присутствием мы только стесним их.
Говоря это, Микаел повел своих гостей к отдельному столу, накрытому для них под развесистым грушевым деревом. Им прислуживал старик садовник. Во время обеда шел разговор на злобу дня: о смерти аги, о «золотом петухе», о мошеннических проделках Симона Егорыча и приказчиков Масисяна, ставших в последнее время притчей во языцех всего города.
— А вы знаете, Микаел, — сказал один из чиновников, — сегодня всех четверых арестовали.
Речь шла о Симоне Егорыче и трех приказчиках Масисяна.
— Слишком поздно, — холодно ответил Микаел, — как говорится, «музыка заиграла после свадьбы»: большую часть награбленных товаров они уже сплавили.
— Но их ждет Сибирь…
— А что толку, наследники Масисяна от этого не станут богаче.
— Неслыханный разбой, мне даже не верится.
— Удивительно другое, почему эти разбойники до сих пор разгуливали на свободе, — с возмущением сказал Микаел. — Обиднее всего, что они выкрали шкатулку, в которой хранились векселя, и за ничтожное вознаграждение вернули их должникам, не говоря уже о том, что они состряпали фальшивые векселя на имя покойного и снабдили этими векселями всяких мошенников. Это прямое уголовное преступление, и если его расследовать как полагается, то раскроется еще многое другое, и будут разоблачены люди, которые находятся сейчас вне подозрений.