Золотой петух. Безумец
Шрифт:
Как-то утром в комнату к Микаелу заглянула Рипсиме. Видимо, она пришла со двора, щеки ее алели.
— Ты говорил вчера, что у тебя оборвались пуговицы на рубашках, — сказала она, стоя в дверях, — дай мне их, я пришью тебе.
— Ах, какая ты невоспитанная, Рипсиме, — сказал Микаел, подходя к ней, — утром при встрече полагается сперва поздороваться, пожать руку, справиться о здоровье, сказать несколько приветливых слов, улыбнуться, пошутить и потом уже объявить, зачем пришла.
— Я всего этого не знаю, я пришла взять рубашки, — в замешательстве пробормотала девушка и покраснела до ушей.
— Я пошутил, Рипсиме, — сказал Микаел, завладев ее руками, — так гораздо лучше, проще и скромнее, я люблю простоту. Как ты, однако, внимательна ко мне: вчера вечером я сказал, что у меня оторваны пуговицы, и думал, что ты забудешь об этом.
— Я вовсе не так забывчива…
Микаел достал рубашки и, передавая их Рипсиме, сказал:
— Мне хочется, чтоб ты здесь, в моей комнате, шила.
— Почему? Ты боишься, что я пришью пуговицы не туда, куда надо, и хочешь показывать мне?
— Нет, я знаю, что ты рукодельница, мне просто хочется, чтобы ты здесь сидела и шила.
Рипсиме молча прошла в комнату и села с шитьем у окна.
— Только, пожалуйста, не мешай мне, — сказала она, принимаясь за работу.
— Я не буду мешать, но, чтобы ты не скучала, я буду тебе что-нибудь рассказывать.
— Наверное, опять о своих путешествиях?
— А тебе не интересно?
— Интересно, но…
— Но что?
— Не очень.
Микаел призадумался.
— А что бы ты хотела послушать? Хочешь, расскажу сказку?
— Сказки рассказывают только старухи.
— Ну, тогда расскажу, как выходят замуж девушки в Европе? Хочешь?
— Расскажи.
— Прежде всего девушки там не такие застенчивые и не избегают мужского общества, и если полюбят кого-нибудь, то не стыдятся признаться в этом. Они держат себя независимо, встречаются с любимым человеком, беседуют с ним, гуляют, танцуют, развлекаются.
— А как их матери смотрят на это, разве они не запрещают?! — прервала его Рипсиме.
— Конечно, не запрещают. Они знают, что их дочери так хорошо воспитаны, что не позволят себе ничего предосудительного. Поэтому они разрешают дочерям встречаться с молодыми людьми их возраста, чтобы они ближе узнали их, изучили их ум, характер, интересы, привычки, — словом, все досконально, и не ошиблись бы в выборе. Когда девушка убедится, что тот, кого она выбрала, отвечает всем ее требованиям, только тогда она дает свое согласие на брак. Потому что замужество — серьезный шаг в жизни женщины, и если она ошибется, то будет несчастной всю жизнь.
— Видимо, и мужчины, в свою очередь, изучают женщин? — лукаво спросила Рипсиме.
— Конечно, изучают.
— Вот это хорошо…
— Теперь твоя очередь, Рипсиме, расскажи, как местные девушки выбирают себе женихов.
— Но ведь ты знаешь…
— Я уже забыл, хорошо не помню…
Волнуясь и запинаясь на каждом слове, Рипсиме сказала:
— Здесь девушке не разрешают встречаться с молодым человеком. Если она полюбит кого-нибудь, то держит это в тайне… не имеет права никому открывать тайну своего сердца… даже своему любимому…
— Как ты… — сказал Микаел, сжимая ее руки.
Она не ответила, на глазах у нее навернулись слезы.
— Возьми, возьми меня туда, где девушки свободны… — прошептала она.
— Возьму, Рипсиме, если ты будешь моей женой, — взволнованно ответил Микаел. — Скажи, ты согласна?
— Да… — чуть слышно сказала она.
Микаел хотел ее обнять, но она бросила шитье и стремительно выбежала из комнаты.
Микаел на мгновение оторопел.
— Удивительная девушка! — воскликнул он, придя в себя. — Она полна предрассудков… Нельзя ни обнять, ни поцеловать ее, с ее точки зрения это грех, пока нас не соединит священник.
Вечером того же дня Микаел сидел в своей комнате, погруженный в невеселые мысли, и нервно покусывал усы, которые недавно отпустил, словно хотел выместить на них свою досаду. В другом углу комнаты Нуне растапливала печь, — к вечеру очень похолодало, сырые дрова плохо разгорались, дымили, трещали и шипели.
— Дрова трещат — плохая примета, — суеверно сказала Нуне.
— А что это означает? — спросил Микаел, очнувшись от своих дум.
— Не знаю, но говорят, что, когда в печке завывает, это не к добру, — ответила Нуне.
— Все живое стонет в огне, — заметил Микаел.
— Как и твое сердце… — сказала с многозначительной улыбкой Нуне.
— Как и сердце твоей сестры… — добавил Микаел.
— Шутки в сторону, расскажи лучше, из-за чего ты поссорился с моей матерью, — сказала Нуне, подходя и садясь рядом с ним.
— Мы не ссорились, но довольно горячо поспорили. Неужели она обиделась на меня?
— Нет, она не обижена, но очень огорчена.
— Но посуди сама, Нуне, разве можно быть до такой степени рабой предрассудков. Я объявил ей о том, что люблю Рипсиме, и почтительно просил руки ее дочери. Она обрадовалась, поцеловала меня в лоб и благословила, но, когда речь зашла о свадьбе, решительно заявила, что надо подождать несколько месяцев, пока не пройдет год со дня смерти мужа, иначе нельзя, пойдут сплетни, что мы до истечения срока траура справили свадьбу.
— А почему ты торопишься?
— Ты судишь, Нуне, так же, как твоя мать!.. Пойми, что я должен вернуться в Москву. Если я просижу здесь еще несколько месяцев, то потеряю всю свою клиентуру, которая доверила мне ведение своих торговых дел, и лишусь доходов. Помимо того, я решил увезти с собой Рипсиме, заняться ее воспитанием, развить ее ум и душу. Она очень хорошая девушка, умная, но ей многого не хватает, чтобы быть хорошей женой.
— А ты все это сказал матери?
— Разумеется, но она твердит свое: «Если ты увезешь мою дочь, я не перенесу этого», — и прочее. Я не понимаю, неужели будет лучше, если, женившись, я уеду и годами буду жить в разлуке с семьей, как это делают наши армянские купцы. Мне бы хотелось знать, что думает по этому поводу Рипсиме, но я с самого утра ее не видел.
— Она как убитая бродит из угла в угол и плачет.
— Бедная девушка.
Слова Микаела, казалось, разбередили старые раны Нуне. Она сказала растроганным голосом:
— К сожалению, дорогой Микаел, предрассудки родителей очень часто пагубно отражаются на их детях. Над нашей семьей словно тяготеет какое-то проклятье, вот отчего мы все такие несчастные. Наша старшая сестра наложила на себя руки… Если б ты знал, какая она была красавица и какая добрая… тайна ее смерти ужасна. История моей судьбы тебе известна. Ведь я не сделала ничего дурного, а меня до сих пор все осуждают, как дурную женщину. Моя мать не плохой человек, но что поделаешь она воспитана в других понятиях…