Золотой выкуп
Шрифт:
— Я слушаю, бай-ата [24] , — тут же вынырнул откуда-то Алим Мирза, управляющий делами Хамдамбая.
— Принеси-ка сюда долговую книгу!
— Вот она, у меня в руках, бай-ата.
— Зачитай ее этим неблагодарным тварям!
То ли Алим Мирза знал, чем дело кончится, и заранее приготовился, то ли все между ними уже было обговорено, но, во всяком случае, он раскрыл толстую тетрадь как раз на той странице, которая потребовалась в данную минуту. И начал читать записанное в ней, подражая гнусавому чтению Корана муллами:
24
Ата — отец.
— «Сим объявляется, что после произведенного подсчета в присутствии честных и достойных людей выяснилось, что на постройку домов и изгороди потрачено гораздо больше намеченного золота и серебра, меж тем как работ произведено гораздо меньше. Работавший спустя рукава, выполнявший работу из рук вон плохо мастер Джамал, сын Камала, объявляется должником хозяина на тысячу таньга… Джавланкул, сын Мавланкула, — на триста таньга, Халбек, сын Равшанбека, — на триста таньга… В целях возврата долга хозяин обратился к уважаемому казию и надеется на торжество справедливости…»
Алим Мирза, закончив чтение, перевернул страницу и собрался было начать другую, но его остановил крик Джавланкула, который до сих пор стоял как оглушенный:
— Стой ты! — и потянулся к тетради.
— Убери руку, дурень! — прикрикнул на него Алим Мирза.
— Байбува, это еще что за новости? — зашумели разом недовольные работники.
— А это значит, — заговорил медленно, выгнув брови, Хамдамбай, — что если должники в течение трех дней не выплатят долги, дома их пойдут с молотка.
На секунду установилась гробовая тишина, затем раздались возмущенные крики:
— Где справедливость?
— Да что это такое делается?
— Это же разбой среди бела дня!
— А теперь расходитесь по домам. — Хамдамбай резко повернулся и зашагал прочь.
— Стойте, Байбува! — Джавланкул схватил его за подол халата.
— Убери руку! — взревел Хамдамбай.
— Байбува!..
— Убери, говорят! — изо всей силы рванул бай подол чапака и, потеряв равновесие, упал. Белая шелковая чалма его отлетела далеко в сторону.
Конечно, Джавланкул не хотел повалить Хамдамбая. Он просто пытался остановить его, чтобы объясниться.
— Вой-дод! [25] — завопил во все горло Алим Мирза. — Бай-ату убивают!
Услышав его крик, из дома выбежали сыновья и зятья Хамдамбая, баи и мирзы. Вид Хамдамбая, лежавшего на земле, возбудил в них дикую ярость и желание тут же расквитаться за него.
— Бей негодяев, бей! — яростно заорал Заманбек, старший сын Байбувы. — Дави босяков!
К месту происшествия поспешили и нукеры волостного управителя, разжиревшие на дармовых и обильных харчах. Им доставляла большое удовольствие возможность принять участие в драке, тем более с безоружными, изможденными работой людьми, они тоже кричали: «Бей!», «Дави!»
25
Вой-дод — призыв о помощи.
Пока прибыли из Мужицкого кишлака русские солдаты, чтобы прекратить побоище, мастеров избили до полусмерти и оставили их лежать у подножия пахсадувала, ими же самими выложенного.
ГЛАВА ПЯТАЯ. ЛУННАЯ НОЧЬ ДЖАРКИШЛАКА
Шернияз недолго пробыл в Мужицком кишлаке. Люди еще не собрались на вечернюю молитву, а он уже привез с собой Сергея-Табиба. Намаз нетерпеливо ожидал его у ворот.
— Что стряслось, палван? — спрыгнул с арбы Сергей-Табиб.
— Этой напасти только не хватало, — сказал Намаз, вводя гостя в дом.
— Очень даже не хватало, очень даже!
— Как это? — удивленно приостановился Намаз.
— Не хватало потому, — заговорил, как всегда, горячо Сергей-Табиб, — что люди наконец стали драться за свои права. Сегодня на кулачках бились, завтра в руки оружие возьмут. В России, в Закавказье… везде сейчас люди сжимают кулаки. До каких пор можно считать, что «все от бога?» Хватит! Пусть дерутся — закаляются! Ну, войдем мы в дом или нет? Бай-бай-бай, что это у тебя так темно, и свечки нет, что ли?
— Сейчас растоплю очаг, станет светло.
Едва Сергей-Табиб переступил порог, как у всех поднялось настроение, словно он принес с собой избавление от бед. Казалось, полуживой отец тотчас встанет на ноги, и лица детей повеселели. На губах появилась тихая улыбка. Оно и понятно. Слава этого невысокого старика с острой бородкой была велика. Люди знали, что он вылечил тысячи бедняцких детей от оспы и малярии, спас многих и многих от верной смерти. Поначалу больные мусульмане избегали лечиться у него, опасаясь, не будет ли грехом лечиться у иноверца. Но когда прошел слух, что сам каратеринский мулла привел к русскому лекарю трех сыновей, головы которых были сплошь покрыты язвами, и Сергей-Табиб вылечил их, опасения дехкан исчезли. «Сергей-Табиб и вовсе, оказывается, не гяур, — говорили они, — он даже пять раз на дню намазы совершает, только тайком, чтобы никто не видел».
— Ничего, мы его вылечим! — заговорил Сергей-Табиб по-узбекски, проходя к изголовью больного. — Мы его поставим на ноги. Ну-ка, больной, открой глаза, смелее, смелее, открывай, тебе говорят!
Намаз разжег очаг, поставил два кумгана воды греться. Халбек то приходил в себя, то терял сознание, постанывал, скрипел зубами.
Сергей-Табиб вытер мокрой тряпкой запекшуюся на лице и теле больного кровь, намазал раны мазью, наложил повязки.
— Помнишь, когда Иван-бай упал с коня, тоже целый день валялся без памяти?
— Но его вроде рвало кровью? — сказал Намаз.
— И у него тогда пострадала печень. Сколько лет твоему зятю?
— Сорок пять.
— Малярией болел когда-нибудь?
— Не знаю…
— Ну да ладно. Печень у него отбита. Но главное — мужик он крепкий. Надеюсь, победит болезнь. Как придет в себя, будете давать вот этой микстуры семь раз в день по одной ложке. Лекарство я сам изготовил, хорошо восстанавливает работу печени. Но вся надежда, конечно, на самого больного, выстоит — выживет. Полагаю, он победит. А теперь принеси мыло и таз. Однако хорошо они сделали, что взбунтовались. До каких пор ходить баран-баранами, терпеть издевательства?! Скажи детям, теперь могут заходить.