Золоту – жизнь, человеку – смерть

Мирошниченко Иван

– На завтра хватит, а там, может, привезут. В доме собирают вещи, все моют, стирают, переезжаем на новое место. Возможно, на новом месте будем с табаком и хорошим питанием.

Василий не курил, он только за компанию с ребятами сшибал бычки. Отдав табак, он пошел домой в надежде увидеть царевну. Последние дни ему запрещали долго находиться около царской семьи. «Сделал свою работу и уходи», – говорил комиссар.

На втором этаже было тихо, полы были чисто вымыты и натерты до блеска… Подойдя к комнате, где лежал

больной царевич, он услышал голос Марии и Алексея. Чуть приоткрыв дверь, он просунул голову в дверь. Царевна Мария, увидев его, быстро встала и позвала.

– Мы уезжаем, половину вещей и драгоценностей оставляем здесь, их попросту забирают у нас. Она вынула из-под царевича шелковую рубашку и подала Василию. Возьми и надень, то, что в ней зашито, тебе пригодится.

Василий под низ своей рубашки надел подарок царевны. Поцеловав на прощание царевича и царевну, он тихо вышел. В коридоре было тихо и пусто. Спустился вниз и пошел в столовую.

Повариха, увидев Василия, улыбнулась, пригласила за стол и наложила полную миску мяса.

– Съешь, Василий, дорога у тебя длинная и тяжкая.

– Что вы, тетя, я не собираюсь уезжать, мне и здесь не плохо.

– Здесь всем живется хорошо, но сегодня вы уезжаете вместе с царской семьей. Так, что, Вася, прощай и не поминай нас лихом. А то, что сболтнула, молчи. Вместе в тюрьме сидели, вместе здесь из одного котла щи хлебаем, мы свои и я тебе верю.

– А что будет с вами?

– Может, возьмут с собой, а может, выбросят на улицу.

– Если оставят здесь, идите к Вале, портрет которой я рисовал, и живите у нее.

Он вынул пачку денег и отдал ей.

– Деньги тратьте, не прячьте, они скоро будут меняться, а то пропадут. Большевики готовятся свои деньги выпускать.

Спрятав деньги и убрав пустую тарелку, повариха поставила чайник. В столовую вошли красноармейцы.

– Вот и мои соколики пришли на чай. Садитесь, я мигом вас напою чаем. Она поставила перед каждым стакан, налила самогону, дала кусочек хлеба с салом, по стакану сладкого чая.

Солдаты остались допивать чай, Василий решил зайти к Ковалевскому.

– Его нет, идите к Украинскому, они там вдвоем, – сказал дневальный.

Украинский не разрешал никому заходить в кабинет, приходили туда только солдаты, когда он их вызывал. Василий постучался, дверь открыл Ковалевский.

– Мы собирались тебя пригласить, а ты явился сам. Что нового? И что принесло тебя сюда, ведь ты здесь никогда не бывал.

– Вот солдаты передали. Чуть подбросив вверх и схватив на лету снова, положил мешочек с табаком на стол.

– Если не секрет, где взяли? Приказ знаешь, территорию не покидать.

– Разрешение просили у дежурного, он имеет право дать разрешение на увольнение. Отпросились в магазин туда и обратно.

– И где же взяли?

– В магазине еврея табака нет, выпросили у лесорубов, которые возвращались

с работы домой.

– Спасибо, Вася, за беспокойство, но тебе ходить было не обязательно, ты не куришь, а коль позаботился о нас, спасибо.

– Они закурили. Украинский положил на стол хлеб и сало. Ковалевский снял с буржуйки вскипевший чай и поставил на стол.

– Садись, будем пить чай.

– Спасибо, я уже почаевал.

– А водочкой они вас баловали?

– Было все. Последние дни наша повариха перестала плакать, а то, как придут красноармейцы, так и плачет.

– Знаем, плохую весточку ей почтальон принес, погибли ее сыновья. Вот она и плачет.

Ковалевский предложил Василию сесть, положив ему на плечо руку, он сказал:

– Собери свои вещи и забери у царевны все рисунки, мы с тобой уезжаем.

– Сейчас или, может, завтра?

– Иди сейчас. Царевна прощается с царевичем, а царь с царицей собирают и упаковывают свои вещи. Твои рисунки им не нужны, принеси их сюда.

Василий вернулся к царевичу. Он лежал, тяжело дыша, в постели. Рядом сидел врач.

– Ваше высочество, могу я взять свои рисунки?

– Там в углу Мария-царевна все тебе сложила. Если я умру, Василий, нарисуй меня в гробу и передай тем, кто из моих родных останется в живых.

– Тише говорите, царевич, вам нельзя так громко кричать. Подойди Василий, сядь около царевича, а я позову царевну, – сказал врач.

Врач вышел.

– Слушай, сотник, там, среди картин есть коробка, в которой лежит кожаная тужурка, в ней зашиты все наши ценные бумаги. Забирай побыстрее и спрячь. Эти бумаги не тебе, так твоим детям принесут большое богатство. Ты или твои дети будут самые уважаемые люди в России. Если попадут к большевикам, не миновать тебе смерти.

Вернулся врач, а за ним через несколько минут явилась Мария-царевна.

– Кто тебя прислал? – спросила царевна.

– Украинский.

Марья подошла к Василию, взяла за руку и повела в угол.

– Забирай все, это твой труд, твоя работа, начиная с Царского села и до Тобольска. Отец просил, если тебе разрешат с ним проститься, зайти к нему. Вот тебе письмо, прочтешь, когда я умру.

Ковалевский с Украинским допивали последнюю рюмку, когда Василий с врачом, принесли рисунки и картины.

– У тебя есть свои люди в Тобольске? – спросил Ковалевский

– Только Валя, чей портрет я рисовал.

– Красавица с близнецами. Она надежный твой друг или ночная баба?

– Она мой лучший друг, но не моя баба.

– Полчаса туда и полчаса назад хватит, чтоб отнести ей эти картины?

– Если бегом, то да! А так, нет.

– Дам двух солдат и два часа. Успеешь?

– Успею!

Валя топила баню. Увидев Василия, она предложила ему с товарищами помыться в бане.

Вода только закипела, и в бане было мало пару.