Золоту – жизнь, человеку – смерть
Шрифт:
С этого дня с возрождением монархии в России будет покончено, и его Величайшее превосходительство вывезут в Екатеринбург, где большевики постараются учинить над ним суд.
Таким образом, в России исчезнут по воле большевиков и монархисты и сам монарх.
После штурма губернаторского дома полковнику велено прибыть в Петербург для исполнения своих прямых обязанностей.
Брянский ехал во главе штурмовиков. Впереди стояли ветряные мельницы. Он подозвал к себе командиров штурмовых отрядов, еще раз уточнил путь и время.
– Пошли
Впереди стояли разведчики и проводники. Разделились на три части. Полковник с сотником были в центре нападения. Осталось 15 минут до штурма. Мимо ветряной мельницы прошли со своими всадниками Соловьев и Корженев, за ними двигались тачанки с пулеметами.
Брянский насчитал у Соловьева половину всех тачанок. Что за чертовщина, кто ему разрешил взять лишние тачанки.
Сотник смотрел на злющего полковника.
– Господин полковник, вы успокойтесь, скоро начнется бой и от вашей оперативности зависит исход боя, а вы зря тратите энергию.
– Что случилось?
– У Соловьева лишние тачанки, они должны быть с нами. Наши все на месте.
– Господин полковник, я последним пришел от ветряной мельницы, когда все вы укрылись.
– А откуда тачанки появились у них? Они же приехали сами, без тачанок?
– Стояли в яру, около мельницы.
Начался бой. Полковник с сотником, оголив клинки, повели конницу в бой.
Красноармейцы стреляли и убегали, прячась во двор. Проезжали тачанки по улице, расстреливали тех, кто не успел спрятаться. Трупы лежали на дороге, под забором.
Брянский выскочил на прямую улицу, ведущую к дому губернатора. Он видел, как с трех сторон к дому скакали его люди. Из дома Корнилова выехала конница красноармейцев, из тупиковой улицы выбегали красноармейцы и окружали его людей. Красноармейская конница появилась и со стороны булочной.
«Но где Соловьев и Корженев?»
Вместо них появились рабочие отряды. Полковник развернул коня и поскакал вниз к ветряным мельницам встречать в условленном месте сообщников. Бросив на произвол своих солдат, он двинулся в глубь тайги. Еще сто метров и они в безопасном месте.
Выехав на освещенную солнцем поляну, они остановились. Полковник слез с коня и подошел к старой сосне. Он снял свою полковничью форму, переоделся в крестьянскую одежду, то же самое сделали его спутники.
Отъехав метров сто, они были окружены конницей Соловьева.
– В чем дело, капитан, дайте нам дорогу. А где Соловьев?
– Обыскать! – скомандовал капитан.
У старой сосны стояло три крестьянина. Перед ними сидел на коне капитан, он вынул пакет из своей полевой сумки, медленно извлек из него лист бумаги и начал читать.
– За измену и трусость в деле восстановления монархии, за предательство и уход с поля боя при штурме губернаторского дома, по постановлению комитета восстановления монархии полковника тайной полиции монархиста-меньшевика Брянского и его пособников-командиров расстрелять.
К капитану подъехал Соловьев.
– Господин полковник, данное постановление не подлежит обжалованию, примите приговор также спокойно, как вы спокойно предали своих людей.
На второй день ниже города Тобольска со дна реки рыбаки вытянули три трупа. Полицейский, осмотрев трупы, со следователем составили акт: «погибли случайно при перестрелке отряда красноармейцев с монархистами».
Рыбаки вырыли могилу и предали тела земле. Подошла старая монахиня, прочитала молитву за упокой души, вторая монахиня нарвала полевых осенних цветов и возложила на могилу.
Только старая колдунья Мотря, где жил полковник, после ухода рыбаков и монахинь, подошла к могиле, окропила его, окрестила и горько заплакала.
На старость Мотря осталась одна и ее жизнь, угасавшую с каждым днем, в последние дни поддерживал ее постоялец, плативший за ночлег в три раза больше других. Он называл ее не госпожа Мотря, а матушка. Не требовал тепла в своей комнате, а говорил, что, матушка нет дровишек, завтра мои ребятишки привезут.
Утром рано рыбаки подошли к могиле неизвестных и увидели на ней полусидевшую женщину, с широко раздвинутыми руками, с букетом цветов и с поникшей головой. Она спала вечным сном. Царство небесное, пусть земля ей будет пухом.
Рыбаки вырыли рядом вторую могилу и схоронили Мотрю. Позвали тех же двух монахинь совершить погребальную церемонию над усопшей.
Вечером рыбаки вытащили сети, собрали рыбу, повесили сети на просушку, пришли их жены, принесли мужикам водку и закуску. Выпили за упокой души.
Целую неделю рыбаки не появлялись на этом месте. Приплыли на девятый день, на могилах стол крест со свеже окрашенной деревянной изгородью. На могиле усопших была надпись: «Друзьям детства, любившим отечество, предавших Родину». На второй была надпись: «Спи спокойно, мать родная, в гробовой темнице, смерть тебя забрала у могилы сына-подлеца».
Вечером пришли жены помогать сушить сети своим мужьям, молча посмотрели на надписи на могилах, перекрестились, а соседи бабы Мотри поставили на ее могиле полное закуски блюдце с рюмкой и бутылку водки.
– Спи, моя княжна, ты всю жизнь ждала своих, и только твой младшенький прилег рядом с тобой.
Старик-рыбак карпов смотрел на свою старуху, стоявшую около могил. У него не было своих детей и при каждом жалостливом поступке бабы он срывался. У нее от первого брака было две дочери, которых воспитал в любви и уважении. От него она не родила, а бабы, с которыми он любезничал, говорили, что «он бесплоден».
Дед Юрий поднял стакан в сторону могилок, где стояла его баба, и громко сказал: «Дорогие братья и сестры, я не знаю, кто лежит в этой могиле, где стоит моя баба, но я выпью за их упокой души, пусть земля им будет пухом».