Золотые камни

Канра Дана

Связанным! Это слово полоснуло Селму по сердцу, едва проскользнув в мыслях. Она хотела любви и семейного счастья, но никак не удерживать кого-то возле себя… Но вот, лиходейка с белыми локонами «осчастливила» поместье своим непрошенным визитом. Будь Селма простой купчихой или плебейкой, она проглотила бы это унижение, вместе с собственной гордостью. Но листарка должна сохранить достоинство и честь.

Расправив плечи, молодая женщина провела ладонями по горячим щекам, вытирая с них влагу. И только успела подумать, что

сама не уступает в красоте Ольме, как в дверь робко постучали.

— Госпожа? — тихий голос прислужницы Юлии казался едва ли не шепотом. — Вам нужна моя помощь?

— Нет, ступай, — решительно отозвалась Ольма. — Я не спущусь к завтраку.

— Отчего же, госпожа?

— Я дурно себя чувствую.

Это было правдой. Уже несколько дней Селма чувствовала дурноту по утрам и головокружение в течении всего дня. Покойная мать жаловалась на подобное, незадолго до того, как узнала, что беременна ее младшей сестрой.

Повитухи не спасли ни мать, ни сестру. Бедной вдове пришлось работать, чтобы прокормить Селму и ее брата-погодка. Они помогали по хозяйству, чем могли, но брат все равно умер от лихорадки, а мать скончалась, родив мертвую девочку.

Осталась только Селма.

Мысли о беременности и родах казались ей ужасными, пугающими, отвратительными. Но к повитухе обратиться придется. Две прекрасные ночи с Брентером вполне могли принести свои плоды.

Глубоко вздохнув, Селма легко коснулась ладонью живота.

Пора приходить в себя и показать Ольме, что та властна над всем Фиаламом, но не над ее мужем.

— Юлия! — звонко крикнула молодая женщина, собравшись с силами.

Каморка служанки была рядом с комнатами госпожи, а стены пропускали много звуков. Если однажды Селме станет плохо, Юлия услышит и прибежит на помощь.

По ту сторону двери послышались тихие, осторожные шаги, а потом служанка в серой тунике открыла дверь и молча вошла, низко опустив голову. Сколько ей лет? Селма была так ослеплена фальшивым семейным счастьем, что не задавалась этим вопросом ранее. Тринадцать или пятнадцать? Совсем молодая девушка.

— Что прикажете, госпожа?

— Для начала — не дрожать, — неожиданно для себя Селма ощутила внутреннюю силу и смелость. — Пригласи ко мне повитуху.

— Хорошо, госпожа. А… завтрак?

Тошнота поднялась к горлу, едва листарка представила, как ест соленый козий сыр с травами.

— Принеси хлеба и не забродивший виноградный сок.

— Как скажете…

Кажется, девица все поняла. Скоро разнесет весть о беременности госпожи между служанками. Но на это и был расчет — пусть балаболки трещат о ребенке, а не о венценосной змее, влюбленной в чужого мужа.

— Хотя нет, — остановила ее Селма, уже второй раз за утро противореча самой себе. — Стой. Я сама спущусь к завтраку.

***

За окнами золотилась теплая осень, но ночами уже дули

холодные ветра. Погода обманчива. Еще немного и пойдут проливные дожди — славно, если крестьяне успеют вовремя собрать урожай. Иначе может наступить голод.

Сидя во главе накрытого стола, Брентер с любовью смотрел на Ольму, а та светилась от счастья. И никто из них не хотел даже задуматься, как быстро это хрупкое счастье разобьется о крепкий гранит сурового бытия. Они провели вместе ночь — чудесную и незабываемую, отдавая себя друг другу целиком и полностью.

Доверие, откровенность, страсть… То, чего у Брентера не было с Селмой, а у Ольмы с Сетом.

Забыв про жену и мужа, они бесстыдно рассматривали друг друга. Он раздевал ее взглядом, она же посылала любовнику воздушные поцелуи и изящно надкусывала маленькие красные яблоки. На розовых губах императрицы оставался медовый сок, и Брентеру невыносимо хотелось попробовать их на вкус. Снова. Опять. В который раз после жаркой ночи.

— Доброе утро, Ваше Величество. Приветствую вас, дорогой листар.

Звонкий низкий голос с тонкими нотами издевки прозвучал у дверей, и вспугнутые любовники резко повернулись к Селме Райтон.

И Брентер невольно подумал, что раньше считал свою супругу более заурядной и простой женщиной.

Стройную фигуру изящно облегал алый хитон. Густые черные кудри рассыпались по плечам, алые губы ядовито ухмылялись. Она переводила хищный взгляд с императрицы на мужа, и, верно все понимала. Хватит ли ей благоразумия молчать?

Разумеется, Райтон считал себя виноватым и грешным, но не желал отвратительной семейной ссоры при Ольме. Хотя бы потому, что она императрица. Ей не следует видеть гнев Селмы и слышать оправдания Брентера.

— Мы рады видеть вас за завтраком, — выдавил он из себя, отчаянно желая провалиться сквозь мозаичный пол.

Скользящей походкой Селма прошла мимо него и уселась совсем рядом. Напротив смутившийся Ольмы.

Не растерявшись, императрица изящно подняла голову, украшенную тяжелой короной волос, и одарила соперницу пронзительным взглядом. В ее синих глазах не было ни боли, ни злобы, ни насмешки, лишь горькая тоска и свет. Повелительница Жизни и не могла смотреть иначе.

— Приятного аппетита всем, — изрекла печально Селма.

Но хлеб и сыр не лезли Брентеру в горло. С трудом прожевав несколько кусков, он отодвинул тарелки и встал из-за стола.

— Прошу прощения, дорогие неаниты. Я вынужден оставить вас.

— Интересно, для чего же? — пропела Селма, смерив его уничижительным взглядом.

— Дела листарские, — попытался отшутиться он.

Но едва мужчина неловко сделал шаг вдоль неровной стены из белого камня, как Селма резво вскочила, так и не притронувшись к завтраку и схватила его за локоть тонкими сильными пальцами. Из такой хватки не выбраться. Он и не пытался.