Золушки при делах. Часть 2

Каури Лесса

Король выкинул обрывки бумаги, подтянул к себе новый лист и начал писать новый указ.

***

Оридана проснулась поздно, сладко потянулась… Опомнилась и резко села, прикрывая обнаженную грудь одеялом. Под пышным кроватным пологом пахло Колеем, точнее, близостью с ним. Близостью, от которой у принцессы не сильно, но чувствительно болел низ живота. Творец, что они выделывали с мужем, уединившись после завтрака в ее покоях. Ох!

Принцесса залилась краской и нырнула под одеяло. Впрочем, от самой себя не спрячешься, поэтому очень скоро она встала и, не зовя служанок, отправилась в купальню – краснеть дальше, смывая с себя липкие следы прошедшей ночи.

Принцесса

была не глупа. Как верно заметил как-то Дрюня (Оридана, естественно, об этой реплике не знала): «Легкомысленность не есть глупость, а есть недостаток привычки думать!» Если она действительно в чем-то или в ком-то нуждалась – использовала весь спектр интеллекта и обаяния. Проблема была в том, что Ее Высочеству никто особенно не был нужен. Она прохладно отнеслась к браку со старшим принцем, не устроила сцену, когда ей объявили, что придется выйти за младшего. Хотя тосковала по родине - не стремилась обзавестись подружками и приближенными из числа ласурской знати, доверившись только Бруни. Не требовала от мужа подарков, замков и увеселений, справлялась сама. И не верила в то, что когда-нибудь Колей станет ей хорошим мужем.

В общем, гаракенская принцесса, несмотря на кажущееся легкомыслие, довольно трезво смотрела на вещи. Прошедшая ночь, увы, ничего не меняла в ее жизни. Как бы Оридане ни хотелось поверить в чудо, сейчас, глядя в окно на залитый солнцем двор и кусая губы, она ясно понимала, что неожиданная страсть любовью и не пахнет. И впервые ощущала разочарование, но вовсе не по поводу Колея. Если кого ей и следовало оплакивать, так это свое собственное сердце.

Оно разбилось тогда, когда отец насильно разлучил принцессу с Иракли Ракешем, отправив его на границу с Дикоземьем, а ее начав готовить к браку с наследником Ласурского престола. Именно с тех пор Оридане стало безразлично происходящее с ней. Иллюзии влюбленной со всей пылкостью юного сердца девочки развеялись в прах, заставив ее замкнуться в себе. Наверное, это и называется взрослением: потеря, которая впервые лишает мир оттенков.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнула принцесса, отворачиваясь от окна.

Обычный день. Обычные хлопоты. Но пустота, поселившаяся в сердце, стала сильнее после сладкой истомы любовных утех.

Оридана оделась. Ощущая чувство вины за то, что вчера целый день не виделась с Саником, она позавтракала с ним и поиграла. Встретилась с взволнованным дядей, который передал ей письмо от мужа и подарок: браслет, украшенный шелковым обсидианом в обрамлении радужников. Мягкий блеск овального камня удивительно шел к смуглой коже принцессы. Однако она равнодушно скользнула по нему взглядом и развернула письмо. Его Высочество муж многословно благодарил ее за проведенное вместе время и уверял, что был глуп, упуская совместные ночи. Он давал обещание бывать у нее чаще (раз в месяц) для исполнения супружеских обязанностей и просил назначить день, когда это было бы удобно самой Оридане. К письму прилагался план занятий для маленького оборотня, в составлении которого явно принимал участие принц Аркей.

– Передайте Его Высочеству Колею мою благодарность за внимание и подарок, - улыбнулась принцесса дяде, но глаза ее не улыбались. – Скажите ему, что я не возражаю против занятий с Саником, как бы мне ни хотелось держать его подле себя.

Герцог Ориш молча поклонился. Он слишком хорошо знал свою племянницу - в такие мгновения ее лучше всего было оставить в покое.

Когда он ушел, Оридана приказала свите остаться и в сопровождении Саника спустилась в оранжерею. В последнее время оборотень все чаще становился человеком и не спешил менять ипостась. Но увидев вожделенные розы, мальчик тут же обернулся щеном и на всех четырех поспешил исследовать заросли. Принцесса проводила его взглядом и медленно пошла по тропинке, подставляя лицо солнечным лучам, которые сквозь стеклянный купол падали вниз. Ее внимание привлекла одна из беседок: кованую изящную решетку, изображающую птиц с затейливым орнаментом на крыльях, увивали розовые плети, усыпанные маленькими коралловыми бутонами. Эти розы очень любила гаракенская королева Орхидана, мать Ее Высочества. С ее легкой руки сорт стали называть «Искры любви», а прежнее название оказалось позабыто. Оридана обрадовалась цветам, как старым друзьям, и поспешила к беседке. Взбежала по ступеням, остановилась на пороге, улыбаясь…

Улыбка угасла. Навстречу спешно поднимался и склонялся в поклоне высокий широкоплечий незнакомец… неуловимо похожий на Иракли. Несмотря на то, что в отличие от Ракеша волосы у мужчины были светлыми, его темные глаза оглядели принцессу с вниманием и силой, от которых ее сердце забилось чаще. Позабыв об этикете, Оридана беззастенчиво разглядывала его открытое привлекательное лицо, простую мантию мага без опознавательных знаков.

– Простите меня, Ваше Высочество! – воскликнул он и смутился. – Ох, еще раз простите. Мне следовало молчать, пока вы не прикажете говорить!

– Говорить! – немедленно приказала Оридана и тут же поправилась: - Говорите. Кто вы? Ваше имя?

Где-то в стороне Саник Дорош увлеченно подкапывал розы.

– Я – ученик королевского мага мэтра Квасина, - ответил незнакомец.
– Мое имя – Варгас Серафин.

***

К первым в своей жизни родам Ванилла рю Дюмемнон отнеслась, как к тяжелой работе, которую надо было сдать в срок. И в чем-то она, несомненно, была права. Несмотря на то, что временами ей приходилось несладко, она не теряла оптимизма. По совету Жужина дышала, как собака, бегающая по кругу, иногда орала во весь голос, и кажется, даже наслаждалась процессом. Младшая сестра Персиана, сидящая в изголовье кровати, держала ее за руку, обтирала ей лицо тряпицей, смоченной в прохладной воде, поила теплым морсом для поддержания сил.

Однако спустя двенадцатый час родов Ванилла, мягко выражаясь, подустала.

– Все идет хорошо, просто великолепно! – подбадривал ее целитель. – Дорогая, вы умница! А ну-ка, понатужьтесь!

– Я чувствую себя гужевой конякой не первой свежести, которая тащит дровни со столетними бревнами из Узамора в Вишенрог! – пожаловалась роженица сестре, когда очередная схватка отпустила. – И отчего Пресветлая не предусмотрела какой-нибудь иной путь появления на свет?

– Отчего люди не летают? – глубокомысленно вопросил Ожин и сунул руку под простыню, накрывающую Ваниллу. – О! Вот и темечко!

– Волосики, волосики какие? – подалась вперед Персиана. – Чай, светло-каштановые, как у мамки?

– Я потом вам скажу, - любезно улыбнулся целитель, - когда увижу темечко целиком с головой, а голову – с туловом!

– Мэтр, а долго еще? – взмолилась роженица. – Меня сейчас разорвет!

Жужин кинул взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбочке и приказал:

– Кричите, Ванилла. Так, как я вас учил – чтобы звук уходил вниз, в живот!

И поспешно зажал уши.

– Твою ма-а-а-а… - заорала Ванилла, выгибаясь на кровати.

Персиана, мать двоих детей, с растроганной улыбкой смотрела на старшую сестру.

– Головка вышла! Волосики темненькие! – заглянув под простыню, сообщил Ожин. – Еще пара таких замечательных потуг, и мы увидим ребеночка целиком!

– А глазки, глазки чьи? – едва не подпрыгивая от любопытства, спросила Персиана.

– Глазок пока нету! – отрезал целитель, но увидев, как бледнеет молодая мать, поспешно поправился: - Закрыты пока глазки!