Зона поражения
Шрифт:
Он закурил от поднесенной спички, затянулся дымом, легко удержал подступивший кашель. Прислушался к себе, боли не было.
— Я тебе нравлюсь? — отбирая папиросу и тоже затягиваясь, спросила Зинаида. Она присела на кровати, скрестив голые ноги.
— А то?!
— Нет, без шуток…
— Какие шутки. Я вот все пытаюсь вспомнить, когда последний раз с женой этим делом занимался. И не помню. Как-то уж очень давно… Не хотел я, что ли?..
Она отдала папиросу и поднялась. Разминая в медленных движениях руки, прошла по комнате.
— Никогда у меня такой квартиры не было, — сказала она. — И не будет никогда. — Переступая босыми ногами, она подправила на окне занавеску, потом подошла и прикрыла дверцу шкафа. Дверца скрипнула. — Жалко как!
— Давай в этой поселимся?
— А чего? — согласилась она. — Вполне! Свеча потекла, сильно вспыхнула и потухла.
— Слушай, а почему я тебя из Киева не взял? — спросил Максим Данилович, закрывая глаза. — Зачем нужно было встречаться на полдороге? Какой смысл?
— Есть причина!
— Какая причина?
В городе за окном было тихо, только очень далеко, как в полевой рации, смешиваясь в неясной какофонии, бубнили мужские голоса.
— Ну, во-первых, больше шансов, что кто-то дойдет. — Она вновь опустилась на постель и осторожно положила руку на его грудь, рука была горячей и сухой. — И так по дороге двоих потеряли. А во-вторых, — ее рука поползла вверх по его телу, и пальцы Зинаиды осторожно вынули папиросу из его пальцев, — кто-то должен был вести вторую машину.
— Вторую машину? — удивился он. Приоткрыв глаза, он смотрел, как разгорается красный кончик папиросы.
— Ну, — она выпустила прямо ему в лицо струйку дыма, — я ее в лесу спрятала. В двух километрах от кафе.
— Так ты что, шофер?
— Тебя анкетные данные интересуют? — Скажи…
— Водитель трамвая! В разводе. Тридцать восемь лет. Мужик мой ушел. Скот. Узнал, что я — все… один убыток, и свалил!
— Я бы от тебя не свалил!
— Правда?
— Правда. Но значит, можно было вообще без меня обойтись.
— Нет. Нельзя. Водитель наш погиб.
— В каком смысле погиб?
— В прямом! Пулю получил. Они думали, что Татьяна знает, где этот чертов контейнер запрятан. Хотели вытрясти из нее. Тихон отказался в этом участие принимать. Но Туманов двух красавцев притащил. Зеки беглые из «десятки». Полный беспредел. Изнасиловали ее, стали финкой грудь резать, а она молчит. Знала бы — сказала, но она ж не знает! Володя и не выдержал. Вошел в комнату и в упор застрелил обоих. Туда им и дорога, конечно, а ему плохо стало. Я так понимаю, он в своей жизни муху не обидел, а тут два трупа. Трясся весь, больно смотреть. Вырвало его. Тихон пытался укол ему сделать, но не получилось. Психанул он и рванул в лоб на шлагбаум. Если бы менты чухнулись, то все. Сюда бы полк, наверное, пригнали зачистку города делать. Хорошо, доктор его тело прибрал вовремя. У клиники, понимаешь, договор с министерством на такого рода услуги… — Она снова затянулась папиросой. — Слишком много онкологических больных отсюда. В последнюю минуту тело перехватил.
— А кто это Туманов? Хотя не надо, не говори, меня это не касается… Чем меньше буду знать, тем и лучше!.. — сказал Максим Данилович.
— Зеков-то нашли почти сразу. По следам от машины, — продолжала Зинаида. — Володя, когда в шлагбаум врезался, еще успел по менту выстрелить. Слава богу, не убил. Оружие у него нашли, наверное, экспертизу сделали, пистолет-то тот же самый, из которого зеков убили. Но обошлось. Вроде как он тоже зек без документов. Пролезли они втроем вроде в город и разборку спьяну устроили. В общем, обошлось!.. Обычное дело.
— Скажи, Зина, а у него, у этого парня, у Володи, была на левом запястье татуировка? — спросил Максим Данилович. — Якорь и змей вокруг такой…
— Не знаю. Я с ним не трахалась.
— А этот в кафе, он-то что?
— Инженер? По замыслу, он мог указать нам, где контейнер спрятан. Но теперь все. Никаких контейнеров. Я честно тебе скажу, может, так оно и лучше. А то ведь продадут уран какому-нибудь Саддаму Хусейну, а он бомбу сделает. Зачем такой грех на душу брать. Обойдемся шубами. Одна шуба может стоить пятьсот баксов, а другая, точно такая же, все пятьдесят тысяч. Не хило?
— А почему именно шубы? Взять больше нечего?
— Я тоже у Саши спросила. На такую сумму больше нечего. Золото и драгоценности — их помыть можно, их отсюда все вывезли. Электроника — гроши. Что тут возьмешь? Мебель? Запчасти от машины? А там должно быть сорок шуб. Умножь. Нам всем по десять процентов от выручки. Остальное на онкологию пойдет. Ты клинику видел?
— Видел!
— Финансирование заморозили еще пять лет назад, все на свои деньги, и аппаратура и мебель… Знаешь, сколько он народу спас? Он гений.
На лестнице послышались шаги. Кто-то осторожно спускался сверху. Сыпалась по ступенькам звонко какая-то мелочь. Зинаида бросила папиросу и нервным движением запахнула пеньюар. Присев на постели, Максим Данилович посмотрел в сторону двери. Дверь все время так и оставалась открытой. Свет керосиновой лампы легким золотом скользнул по косячку, осветилась большая прихожая, только теперь он увидел, сколько на полу повсюду мусора: битые лампочки, игрушки, тряпки, кухонная утварь, как только не порезался в темноте. Через минуту в проеме двери возникла темная фигура. Блеснули круглые желтые очки.
— Пора, — сказал Тихон, и борода его весело задралась. — Поднимайтесь наверх. Через десять минут я вас жду.
9
Первым тихо поднявшись по лестнице, Максим Данилович зачем-то постучал в дверь, прежде чем войти. Женщина дернула головой и посмотрела на него с любопытством. Одетая в синюю кофту и мятую черную юбку, она сидела за столом. На нем все так же стояла коробка с ампулами, на расстеленном вафельном полотенце несколько шприцев и железная коробочка стерилизатора. В руке женщина неловко сжимала большой нож. Перед ней была неаккуратно продырявленная консервная банка.